Владимир Фомичев - Человек и история. Книга четвертая. Москва коммунальная предолимпийская

Я всегда даже немного самоуверенно считал себя неплохим знатоком жизни, и случись подобное – я даже не обиделся бы на Бирюковых. Сказал бы сакраментальное «ну что ж, не судьба». Проживу как-нибудь и без чёрной икры. Тут я отломил кусочек чёрного хлеба, достаточно зачерствелого, и жевал его, сдерживая слёзы жалости к себе. По-видимому, такие жизненные эксцессы, как инфаркты миокарда, склоняют к сентиментальности.

Была ранняя весна, ранний вечер, когда заявился Мишель и предложил мне, не мешкая и излишне не торопясь, собираться к ним в гости. И интригующе добавил: «Одна гостья у нас уже есть». Вскоре мы не торопясь поспешили к Бирюковым. Темень была абсолютная, и спасали только освещённые окна. Они и помогли нам не переломать ноги, передвигаясь по строительной площадке, так как Мишель соригинальничал и повёл меня прямой дорогой, хотя можно было обойти окружной – чуть дальше, но зато ровной и без препятствий. Я ещё полюбопытствовал у Мишеля: может, что нужно приобрести, а то что ж так – идти с пустыми руками, но с наглой мордой! Мишель тут же категорически заверил, что всё уже давно есть, и нужен в этом случае только я сам. Я тут же себя сразу утешил: я же предложил. И тут же поймал себя в лицемерии: а ведь скажи Мишель, что что-то нужно бы, – что бы я мог на это ответить, предложить? Букет жёлтеньких мимоз и то найти не мог.

Так восьмое марта уже прошло, а эту жёлтую зелень привозят к женскому празднику, так как других цветов в это время года здесь не бывает. Короче говоря, упрощение моего визита, причём такого судьбоносного, меня нисколько не устраивало, но делать было нечего. Я оказался заложником обстоятельств. Впрочем, как оказалось впоследствии, всё это сыграло мне как бы на руку – хотя бы тем, что вызвало некоторое сочувствие (если даже не жалость) к моей немощности в это время.

Итак, нас с Мишелем, разумеется, ждали. В плохо освещённой прихожей стояла крупногабаритная Клер. Она своей фигурой даже немного заслоняла стоявшую рядом девушку, которая, как я мысленно шутливо заметил, по сравнению с Клер была до неприличия стройна. Её пушистая копна тёмных волос напоминала Анджелу Дэвис. Лицо было белое, но не бледное – скорее всего, даже немного смугловатое. После незатейливого экспресс-знакомства все уселись за стол. За столом старались вести себя непринуждённо, особенно Клер. Я совсем не обращал внимания на то, кто и что пил, – лично мне наливали дефицитную «Фанту». Если что-нибудь нужно было подать на стол, принести, то моя невеста (будем так её называть) легко срывалась с места и всё устраивала. Причём всё это у неё получалось как-то непринуждённо и очень даже красиво и ловко. Калерия в это время горделиво посматривала на всех, как бы всё это делала она сама. Еды было много, она была вкусная, с претензией на деликатесную пищу. Я, достаточно утомлённый однообразной едой, большей частью сухомяткой, не мог удержаться, чтобы не есть, тем более что к моему аппетиту все относились благожелательно и поощрительно. Я тут же ощутил немаловажное неудобство, а заключалось оно вот в чём: в непотребном объёме моего живота. Он совершенно не соответствовал размеру моих брюк. Тут даже нечего было сравнивать: пятидесятый размер и пятьдесят шестой! Всё это было бы очень смешно, если бы не было так неудобно. Когда я уже почти собрался в гости и нагнулся, чтобы зашнуровать свои ботинки, то мои брюки громко треснули и расползлись по швам. Пришлось надеть старые брюки – менее торжественные для этого случая. Пользуясь тем, что в квартире был этакий интимный полумрак, я постарался незаметно под столом, распустить ремень и расстегнуть крючки на брюках. Так или иначе, но всё моё внимание было поглощено в основном брючной проблемой. Со своей стороны, я постарался не очень затягивать вечеринку и, извинившись, откланялся. Все проявили деликатность и не стали меня удерживать. Я ненавязчиво пригласил на другой день к себе в гости. И, заранее извинившись, предупредил, что разносолов у меня не будет. Все меня дружно утешили и успокоили, что пределом их мечтаний будет чай. А что-нибудь к чаю – это будет их забота.

На другой день гости не припозднились. Был достаточно светлый воскресный день, особенно это контрастировало со вчерашним полумраком вечера. Я даже смог увидеть, что у моей невесты карие глаза. «А что, – как-то самоуверенно подумал я, – эти карие глаза очень даже неплохо могут сочетаться с моими голубыми». После недолгого чаепития у Бирюковых вдруг неожиданно появились какие-то неотложные дела. После их ухода моя невеста сама похозяйничала. Заварила очень вкусный чай и, неторопливо его попивая, стали знакомиться с моей биографией. Беседу в основном вёл я. Что-то говорил о себе, о чём-то спрашивал её.