Из отдельных слов вечно подвыпившего охранника, обрывистых, непродолжительных разговоров его с людьми, которые дважды появлялись в «камере», он понял, что место, где их запрятали, находится на севере западного побережья Африки. Значит, за холмами – Сахара, огромная пустыня, в большинстве своём состоящая из солончаков, песчаных дюн и каменистых плато с неглубокими долинами, где на сотни километров нет ни капли воды, где палящее солнце и сухой ветер, и где ждёт только верная гибель.
Но если бы он вырвался отсюда, то и не пошёл бы в глубину материка, а двинул вдоль побережья. И не на юг, а на север, к Средиземному морю. Тогда у него появился бы шанс выйти к какому-нибудь селению и получить необходимое содействие.
На западе же, судя по непрерывному шуму волн, простирался бескрайний Атлантический океан, а не озеро или река, как он думал вначале. И берег океана был где-то недалеко. Вот вдоль прибоя он и пошёл бы. Добрался бы до Гибралтарского пролива, на той стороне которого англичане и испанцы. Надо полагать, в проливе ходит паром.
Вчера вечером огромный двухметровый охранник по кличке Дихлофос, надзиравший за ними, видимо, хватив больше своей повседневной дозы, сделался непривычно словоохотливым. Доставив еду, он направился к выходу, чтобы, как и в предыдущие дни, сразу уйти, но не ушёл, а остановился и медленно, с ленцой, повернулся к пленникам.
– Знаете, кенты, надоело мне с вами, – прислонившись к дверному косяку, он почесал затылок, потом подмышкой, достал сигарету, закурил и глубоко затянулся. Оглядел обоих и нехорошо ухмыльнулся, – надоело, да. Еду готовь, ходи к вам, корми. Не по мне эта кухарская работа. И ещё выводи вас… Ты надоел, вахлак, ты! – раздражённо рыкнул он, бросив мрачный, тяжеловесный взгляд на Костю и своим выпадом напугав его. И тут же успокоился, посмотрев на женщину сделавшимися вдруг сахарными глазками, – но ничего, недолго осталось. Вот эта ночь, потом ещё день и… А вы думали, вас выпустят? Нет, господа миллиардеры, не надейтесь. Правильнее сказать, выпустят, только… Посадят в вертолёт – и над морем, в свободный полёт. Ага, в полёт, даже камень не будут привязывать. Тут столько акул! Ещё никого к берегу не прибивало.
Дихлофос несколько раз затянулся сигаретой, наполняя темницу клубами ядовитого табачного дыма, прошёлся по женщине ещё одним долгим изучающим взглядом и громко причмокнул.
– Жалко, конечно, такой товарец пропадёт, но ничего не поделаешь – против боссов не пойдёшь. Как бишь тебя зовут? А, вспомнил, Юлия Иннокентьевна! Славная ты бабёночка, Юлия Иннокентьевна, вкусненькая. Будь моя воля, я бы тебя отсюда забрал – и в свою конурку. Ух, мы бы с тобой!.. А то мне одному скучно бывает, особенно по вечерам. Только и развлечений, что вино да телевизор. Как ты насчёт картошки дров поджарить – не возражаешь? Напоследок, а то больше не придётся… Что трясёшься? Обрадовалась на дармовщину, да? Рано радоваться, мармеладненькая моя, некогда мне пока, надо там, у себя, кое-что закончить. На мне ведь, кроме вас, и дом, и корабль не такой уж маленький – всё надо содержать в чистоте и порядке. А то начальство приедет, заругается.
Узнав о своей участи, женщина побледнела как мел, задрожал и Костя, а Дихлофос, насладившись произведённым эффектом, прокрякал, выдавая эти звуки за смех, бросил окурок, придавил его носком башмака и вышел за дверь. Лязгнул засов. На замок их не запирали. Не было необходимости. Место уединённое, посторонних никого, достаточно одного засова.
После ухода охранника в сарае повисла напряжённая тишина.
…Ночь, о которой говорил Дихлофос, давно миновала. Время к полудню. Осталось несколько часов. Не думал он закончить жизнь где-то на краю земли, за тысячи километров от Рябиновки.
Женщина в другом конце сарая зашевелилась, приподнялась на постели и села, обняв колени. В глазах страдание, вроде даже слёзы. Эх, да тут будешь страдать и плакать, когда финал известен и скоро за ними должны прийти!
Костя вздохнул и лёг на спину. Его тоже томила тревога. Он всё не мог приладиться: то закидывал руки за голову, то прижимал к груди, привставал и опять ложился. Наконец, повернувшись на бок, лицом к стене, затих.
* * *
С чего всё началось? С круизного теплохода, на котором ему втемяшилось путешествовать? Нет, пожалуй, с той аварии.
Словно это было только что, вспомнилось, как встречный КамАЗ с пьяным водителем пошёл прямо на него.
Чтобы не угодить под колёса грузовика, Костя Серьгин, а для своих просто Серьга, размашисто повернул руль вправо, и его машина, задетая бампером КамАЗа, закувыркалась по высокому крутому откосу предмостной дамбы. Потом – провал в памяти. Потом – больничная палата и неподвижные ноги.
Читать дальше