Григорий Родственников: 999-ый (сборник)

– Я помню…

В течение получаса прошло еще семь человек. Один из них – сухой старик, показался Рахмиэлю подходящим кандидатом. Он доверчиво подошел к нему и приветливо завилял хвостом. Но старик неожиданно зло выругался и огрел его палкой по спине.

– Девятьсот девяносто три. – бесстрастно констатировал голос.

На город медленно опускалась ночь. Усилился ветер. Яркая трещина молнии на мгновение изуродовала небосвод. По асфальту застучали крупные капли дождя. Несколько девчонок с визгом пронеслись мимо.

– Девятьсот девяносто восемь.

– Останови дождь! – взмолился пес. – Это нечестно!

– Ты зря думаешь, что я использую такие дешевые методы. В это время года дожди не редкость. Мне очень жаль, Рахмиэль, но у тебя осталось лишь две попытки. Меня смешит твое упорство. Столько пережить ради такого дряного мира…

В этот момент мусорный контейнер качнулся. Внутри него возникло какое-то движение, послышались глухие утробные звуки. И над поржавевшим бортом показалась опухшая человеческая физиономия. Мужчина был грязен и бородат. Стряхнув с волос яичную скорлупу, он, кряхтя стал выбираться наружу, при этом, не переставая браниться на некстати разошедшийся дождь.

Движения его были неуклюжи и замедленны. Коснувшись земли, он упал на четвереньки и простонал:

– Ох, вы ноги – мои ноги!

Шмыгнул мясистым багровым носом, тяжело поднялся и вдруг увидел пса.

– Батюшки! – воскликнул человек. – Бедная собачка! Как же тебя так угораздило?! Живого места нет!

Он с жалостью смотрел на пса, а пес смотрел на него с нарождающимся ликованием – он уже понял, что победил.

Бродяга, покачиваясь, подошел к Рахмиэлю, извлек из кармана засаленной толстовки завернутый в фольгу бутерброд, аккуратно развернул, отломил половину и протянул псу.

– Откуда он взялся? – поразился голос.

– Похоже, он был здесь с самого начала. – Отозвался Рахмиэль, жадно вгрызаясь клыками в плесневелую копченую колбасу.

– Тебе опять повезло, – вздохнул голос, – Это немыслимо, какое-то дьявольское везение. Ой! Прости, прости, Рахмиэль – случайно вырвалось! Хи-хи! Что же – уговор есть уговор. Ты отыграл для этого мира еще сто лет. Надеюсь, в следующую нашу встречу – повезет мне…

Голос стал удаляться. В шуме дождя, в вое ветра уже с трудом можно было разобрать еле уловимый шепот:

– Везение… чистое везение, невероятно…

Человек ласково гладил пса по голове, трепал за ушами и улыбался беззубым ртом.

Следовало отблагодарить его.

Рахмиэль слегка отодвинулся в сторону и человек увидел под брюхом пса толстый бумажник.

– Что это?!

Бродяга трясущимися руками схватил кошелек, открыл и охнул:

– Мать честная!

Дрожа всем телом, он заковылял к ближайшему уличному фонарю и там, подслеповато щурясь, нетерпеливо принялся пересчитывать деньги. Бездомный нищий смеялся и плакал:

– Господи! Наконец повезло! Счастье-то какое!

Бродяга не видел, что больной пес исчез. В темной подворотне стоял золотоволосый юноша в блистающих белых одеждах. Он улыбнулся, взмахнул руками и взлетел в темное, плачущее дождем небо.

– Спасибо тебе, 999-й, и прощай…

Попугай капитана Берроуза внезапно разучился говорить. Впрочем, и в лучшие свои времена хохлатый пересмешник редко баловал хозяина более-менее осмысленной человеческой речью, предпочитая утонченной беседе пересчитывание денег, и всегда по одной монете – «Пиастррра! Ещще пиастррра!».

А случилось сие досадное происшествие на острове Хайрем, в веселом месяце мае, когда пальмы склоняли лохматые головы под тяжестью созревших плодов, а горячее тропическое солнце с жадностью умирающего от жажды верблюда, выпивало реки на много миль вокруг и ощупывало жаркими руками льняные навесы над колодцами, стремясь дотянуться до вожделенной влаги.

Капитан Берроуз вытер пот со лба, посетовал на адское пекло и, посадив попугая на локоть, пошел по сухим улицам славного городка Алермо, прямиком в ближайшую таверну. Город гудел как пчелиный улей. Под бурыми крышами висели розовые, а кое-где и с фиолетовым оттенком тени. Белые пятна – женские одежды в длинных складках, гуси, тарелки – мельтешили перед глазами. Где-то там, за стенами, вздымалось и шумело море, и, должно быть, оставляло после себя на песке плоскую пену, тысячи лопнувших пузырьков. В соленом и светлом воздухе, дрожала и млела выгоревшая на солнце трава.

«Странно, за весь день я видел только одну лужу, да и ту – возле фонтана перед домом губернатора» – подумал капитан Берроуз и сглотнул слюну. Только владыка острова может позволить себе такую роскошь – изящное, низвергающее серебро живительной влаги, сооружение. А ведь когда-то губернатор Мальдаро был такой же безродный моряк, вместе они открыли этот чудесный остров, вместе основали колонию, вместе строили первый дом для переселенцев. Когда же это было? Лет сорок назад. Сейчас Алермо не узнать – вырос, раздобрел и только он, Берроуз, по-прежнему перебивается с хлеба на воду и лишь раз в неделю может позволить себе пропустить стаканчик кислого вина. Старик вздохнул, почмокал пересохшими губами и невесело усмехнулся своим мыслям.