– Маленькая она. – Мишка пожимает плечами, вертя в пальцах указанный предмет. – Нам не хватит на четверых. Еще и Лешка примажется… – Но послушно ставит турку на почерневший металлический поддон с речным песком, осторожно зажигая газовую конфорку и крутя флажок.
– Лешке чаю с молоком. Или какао с печеньем. Какое ему кофе! – Мои брови в недоумении ползут «домиком» – вверх, и я тотчас забываю какую из розоватых пластин бекона только что отшлепал молоточком…
– Я и сам не разрешаю это баловство! Но они же с Анькой как начнут вдвоем канючить! – Мишка, фыркая, еще несколько минут возится с газовой конфоркой, смотрит в окно, потом бесшумно, в два прыжка, вылетает вниз, и вскоре я слышу Лешкин визг, совершенно поросячий от восторга, потому что Ворохов окатывает сына ведром прогретой на солнце воды, стоящей на ступени крыльца.
– Леша, ну – ка, постой, я вытру тебя! Ах, этот папа, озорник какой, облил ребенка.. Постой, не вертись, я полотенце возьму! – ее характерно мягкий, приглушенный голос, с музыкальными нотами струящегося в траве ручья, нажимает на какую то сердечную клавишу или клапан внутри меня. Я зажмуриваюсь. Глубоко втягиваю ноздрями смешанный с солнечной пылью запах шафрана, несущийся в окно…
– Миша, ты и меня облил, кажется! – Она всплескивает руками и тихо хохочет, словно на крыльцо внезапно падает серебряная ложка..
Мобильный, черт! Опять эта кафедра!
– Алло, слушаю.. Да. Я. Завтра в три, да.. Буду. Ведомости у Воронцовой.. Группа? Должна быть.. Человек десять… Не больше..Да, спасибо. Все.
Отключаю светящийся, жужжащий квадрат, прижав его плотнее к щеке: руки – заняты.. Еще четыре кусочка. Кофе медленно закипает, дразня ароматом деревянные балки потолка, чуть скошенного, плоские узкие шкафы со стеклянными дверцами, слегка мутные от жира. Не все еще дотерли, не все вымыли..
В дверь просовывается немигающий, как омут, зелено – черный глаз, сопящий нос, в рыжинках веснушек, и выгоревшие на солнце темные вихры, с бело -желтыми соломинами прядей. Изрядно Лешку в голову целует летнее солнце, почти без устали! Я подмигиваю сопящему носу, и Лешка тотчас же протискивается в щель между косяком и дверью, протягивая мне корзинку с яблоками и головками шафрана…
– Это тебе… Она сказала для обеда…
– Спасибо. Что еще она сказала? – я улыбаюсь.
– Ничего. Я за ней смотрю. Она ходит потихоньку. Не бойся. – Лешка доверительно прикасается прохладной ладошкой к молотку, зачем то пробует крупинки соли, прилипшие на палец. Зрачки его изумленно расширяются, щеки краснеют, он чихает, смешно, фыркая, как маленький котенок:
– Фу – уу.. Соленое, горит.. Зачем?!.. Мясо такое будет?
Я киваю.
– Это для взрослых.. Тебе другие кусочки. В яблоках..
– А картошка будет? – Лешка берет из корзины яблоко и вгрызается в него зубами, с хрустом и писком.
– Обязательно. Картошку будем печь в костре. Скажи отцу, пусть ищет хворост..
– Ура! – Шлепая босыми ногами по деревянным ступенькам, Лешка несется вниз, подпрыгивая и насвистывая – Пионерская картошка будет.. Ура…
– Лешенька, а где твоя панама? – сверху из окна мансарды доносится ее голос. Она успела когда то подняться наверх. – Надень, пожалуйста, жарко, голову напечет.
– Я знаю. – Судя по голосу, Лешка стоит под окном, прямо на рабатке шафрана. – Не высовывайся, голова закружится, упадешь. Хлопот потом с тобой не оберешься.. И Грэг тогда точно про костер забудет.
– Хорошо. – Удивленно произносит она, чуть растягивая буквы. – Я не высовываюсь. Надень панаму.
Лешка вытаскивает из кармана шорт смятый клинышек, на бегу накрывает им соломенно – черные вихры и его загорелая спинка с острыми треугольничками лопаток, стремительно исчезает за углом домика.
– Совсем взрослый.. Командует, – с тихим смехом она входит в кухню, держа в вытянутых руках круглую майоликовую тарелку – синие цветы по белому ободу – наполненную малиной и крыжовником.
– Правильно командует. Не ходи по жаре. – Верхняя пуговица на лифе ее изумрудного, цвета глубокой травы, платья с V – образным вырезом на спине и открытыми плечами, слегка наклонена вниз, грозя оторваться.
Пуговица – декоративная, и ничего не значит, не открывает, но, бог мой, почему то хочется, чтобы она оторвалась быстрее… Ее плечи пахнут шафраном, малиной, солнцем…
Чувствую это на расстоянии, глубоко втягивая ноздрями всю ее, согретую августом, лучами последних дней лета, овеянную ветром, в котором запутались басовитые шмелиные ноты, иглами астр, медовый сок яблок, загустевший в сахарном сиропе заката…
Читать дальше