Зимовье было рядом. В двадцати метрах на самом краю мари бил из-под земли родничок, и первое, что они сделали, это растопили печь и поставили чайник. Пес ходил, обнюхивал зимовье, под нарами толкал металлические банки с продуктами, разгонял непуганых мышей. Внутри все было в порядке: на столе миски, кружки, керосиновая лампа, над нарами подвешены спальники, инвентарь для обработки шкурок, в углу – сухие смолистые дрова для растопки печки. Егорыч поменял батарейки радиоприемника, и когда тот заработал, Боцман от неожиданности даже присел, покрутил головой, расставив уши.
Время летело стремительно, день за днем, подгоняемое морозами и первыми буранами. Снег лег ровный, ветра утром не было. Тайга стояла чистая и красивая, только ручей тихонько журчал, приглушенный берегами, укутанными пушистым белым покрывалом.
Егорыч собрался быстрей обычного. Этого снега он ждал с нетерпением – ему предстояло в очередной раз посмотреть, как будет работать молодая собака. Они пошли в самые заветные места, о которых знал только он, где едва заметные приметы и следы показывали, что тут точно жили соболя. Опыт старого охотника не подвел – Боцман загнал на дерево большого «кота», Егорыч дал собаке «поработать». Рассмотрев зверя получше, он увидел, что хвост распушенный, а значит соболь вылинял. Егерь поднял ружье, долго примерялся, стараясь выстрелить в тот момент, когда среди веток будет хорошо видна голова. Зверь падал, обламывая тонкие замерзшие ветки. Собака перестала лаять и бросилась к месту падения. Темно-коричневая блестящая шерсть скользила по веткам. Боцман подбежал к соболю, когда тот уже лежал на земле. Подскочил, вцепился, азартно несколько раз подбросил, перебирая зубами. Егорыч строго прикрикнул, пес вроде бы выпустил зверя, но потом опять схватил и, лишь когда хозяин крикнул второй раз, нехотя положил соболя на землю и суетливо забегал рядом, посматривая наверх на дерево, словно ожидая, что там еще будет добыча.
Потревоженная лаем собаки и выстрелом совсем рядом прокричала сойка. Егорыч бережно поднял соболя, отряхнул снег, иголки, подозвал собаку и достал из кармана печенье. Боцман быстро его разжевал, проглотил, а потом стал нюхать соболя, смотреть хозяину прямо в глаза, очень сильно вилять хвостом и, обнаглев, попытался даже прихватить его зубами. В другое время, при других обстоятельствах Егорыч повел бы себя строже и наверняка наказал бы собаку. Но в этот раз, держа в руках еще теплого зверя, он понимал, что этот соболь – первый для Боцмана и один из последних для него. Он только улыбался, вздыхал и ничего не делал, да и не думал, наслаждаясь охотой.
День приближался к обеду, когда они вернулись в зимовье. Вечером, сидя у печки, Егорыч чаще обычного разговаривал с собакой. Боцман слушал ровный, хриплый голос, для приличия крутил головой и, лишь услышав кличку, вздрагивал, смотрел в глаза, морщил нос и растягивал в собачьей улыбке черные губы. Потом опять ложился, шумно дышал и с интересом смотрел, как от выдыхаемого воздуха летают лиственничные иголки.
Жизнь шла своим чередом. На следующий день пес загнал несколько белок, потом еще соболя и еще. Постигая охотничью науку, он кружил по тайге и работал, работал. По вечерам, лежа под нарами, засыпал, слушая гул печки, во сне вздрагивал, перебирал лапами, переживал увиденное за день. По всем правилам охотничьей науки ему бы не растягиваться в тепле, а свернувшись калачиком спать на снегу в ямке или, на худой конец, в сенях зимовья, но хозяин не оставлял его на улице. Просто жалел.
Шли последние дни ноября. Снега выпало много, реки замерзли. Боцман познакомился с выдрой и от этого знакомства у него осталось несколько шрамов. Соболя стали попадать в капканы, да и глубокий снег уже не давал собаке возможности работать и загонять их.
Однажды, обходя участок, они увидели чужие лыжные следы. Еще больше удивился Егорыч, когда увидел свежесрубленную жердь и соболий капкан. Преследование было недолгим. Скоро они догнали двоих, поставивших к этому времени с десяток капканов. Боцман не знал, о чем они говорили, но по резкому тону хозяина понял – тот сердится.
Возвращаясь в зимовье, они сняли капканы чужих. Снимали вдвоем – забегая вперед, пес облаивал их злобно и сердито, а самое главное – старательно. Так старательно, что хозяин пошутил:
– Боцман, если ты так будешь лаять, то все капканы закроются сами.
Слов пес не понял, но сказаны они были очень тепло. Он повернулся, проскальзывая по снегу, подпрыгнул, лизнул Егорыча в щеку и увидел в его глазах, в их самой глубине, тревожные огоньки.
Читать дальше