Дмитрий Шульман - Боцман (сборник)

Боцман пошевелил хвостом и, ленясь вставать, подвинул банку лапой. От съеденного он еще больше утомился, лег набок, растянулся, растопырил пальцы лап, между которыми смешно торчала густая длинная шерсть. Глаза закрылись и, слушая треск дров в печке, тихий шум ветра за лиственничными бревнами зимовья, пес вспоминал свою долгую собачью жизнь…

Восемь лет назад, когда мороз сковывал по утрам лужи, а осенний ветер гонял по льду желтые лиственничные иголки, на свет появились шесть черно-белых щенков и один рыжий. Старый егерь в этот вечер потихоньку ругал и себя, и суку, которая совсем не вовремя ощенилась.

Хотя быть или не быть щенкам решал он сам – летом приболевший Егорыч, сидя вечером у протопленной печи, подумал, что в этом году бегать с собакой он уже не сможет – пришла старость.

Утром он еще сомневался, а потом решил – пусть будут щенки. Как и каждый раз, ждал их с нетерпением, лучше кормил и чаще обычного гладил собаку. Сам он молоко не пил давно, а тут зачастил к соседям, у которых была корова. Когда появились щенки, каждого внимательно осмотрел и сразу решил, что рыжего оставит себе.

К концу месяца уже стало ясно, что выбор сделан правильно. Рыжий первый бежал к миске с едой и наевшись, так что под тяжестью живота сгибались лапы, последний отходил. Причем вся эта процедура по обыкновению сопровождалась грызней, и тогда, совсем наглея, щенок расталкивал своих братьев и сестер и залезал передними лапами в еду, за что был неоднократно наказан Егорычем. Впрочем, рыжего это не останавливало, и он тут же, смешно ковыляя, бочком подбирался к заветной миске. Все щенки после еды укладывались спать и только рыжий еще долго ходил, тормошил их и пытался играть. Когда никто не хотел составить ему компанию, он мог приставать к Егорычу или просто гоняться за своим хвостом. Среди своих он пользовался собачьим уважением и авторитетом, и поэтому Егорыч, в молодости служивший на флоте, назвал его Боцманом.

Время в человеческом измерении идет быстро, а по собачьим меркам еще быстрей. Наступила первая осень подросшего Боцмана. Тайга расцвела красным цветом рябины, лиственницы роняли свои иголки, земля становилась желтой, чистой, как и прозрачный воздух, настоявшийся на запахах осени. Когда почва подмерзла и кедровый стланик в ожидании снега покорно лег на землю, а сидеть дома стало невмоготу, старик не выдержал – собрал продукты, подремонтировал лыжи, подкупил десяток новых капканов. Вообще, все хозяйство было в тайге, и он знал точно, что в каком зимовье у него находится. Знал, где мало дров, где сколько керосина для ламп, куда нужно прихватить пленку, так как медведь частенько то ли из любопытства, а может и от раздражения, разбивает стекла. В этот раз брать с собой стекло он не мог потому, что хотел добраться попутным вертолетом. В семидесятые годы были не только попутные машины, но и вертолеты. Рыбаки и охотники могли договориться с геологами, нефтяниками, а иногда достаточно было и рукой помахать, чтобы вертолет сделал круг и сел на небольшую площадку или поляну в тайге.

Боцман увидел вертолет в первый раз и подойти к нему не решался. Егорыч уже не раз приучал собак к воздушному транспорту, поэтому остановился подальше от вертолетной площадки и подождал, когда уляжется пыль и остановятся винты. Подошел, подал сначала вещи, потом взял на руки собаку и поднялся на ступеньки, отпустил Боцмана перед самым входом и легонько подтолкнул коленкой, мол, давай парень шустрей, времени нет.

Внутри пахло керосином, железом, машинным маслом, одним словом – авиацией. Боцман улегся возле рюкзака, уткнул нос в колени хозяина и, оставляя под руками широко открытыми одни испуганные глаза, напряженно слушал, как начинал грохотать двигатель, раскручивая винт.

Конец октября раздел тайгу, ее наряды лежали желтыми дорожками на оленьих тропах, на склонах вдоль рек и ручьев. Мари желто-бурого цвета застыли в оцепенении от довольно сильных морозов, лед на лужах уже не таял днем, а на реках начали образовываться забереги.

Когда подлетали к месту, пилоты позвали Егорыча в кабину, чтобы подсказал, куда лучше приземлиться. Пес забеспокоился, побежал следом за хозяином, заскулил, но увидев, что тот идет обратно, расслабился и даже лег.

Двигатель не глушили и выходить Боцману было особенно страшно. Трава на мари только сверху казалась невысокой, а на самом деле она шелестела под работающими винтами и волнами расходилась до самых деревьев. Егорыч присел, обнимая свои таежные пожитки двумя руками, но Боцмана с поводка не отпускал до тех пор, пока шум улетевшей машины не затерялся среди сопок.