Альберт Карышев - Грибы – братья меньшие (сборник)

Сосны и ели стояли тут не очень плотно, но купы их перекрывали небо, и внизу царил полумрак. По стволам матерых деревьев, по их толстой шершавой коре, рос сухой серый мох, похожий на пепел, а по земле, островками, стелился мох темнозеленый, еще сочный. В отдалении мелькнули красные сыроежки, но я к ним не пошел: слишком велики, разлаписты, некоторые же надломились и упали на землю. Высмотрел я немало мраморных моховиков, темнеющих на водянистом срезе, а дальше на посыпанной иголками и шишками земле собрал выводок лисичек, напоминающих цветом яичного желтка скорее маленьких цыплят. Лисички-цыплята очень меня порадовали. Я насыплю малышек наверх, между остальными грибами, когда хорошенько уложу их в корзине, и грибной букет намного покрасивеет.

Но для завершения картины мне нужны были еще те самые нарядные грибочки, ради которых я заглянул в хвойный лес. Они легко оставляют с носом неумелого грибника, но от меня не спрячутся; я знаю, как их выследить, а знание очень простое: ложись на землю животом и, затаив дыхание, смотри. Как заметишь яркий светло-зеленый огонек, сразу к нему бросайся, и помни, что рядом с ним огоньков полно, их надо лишь терпеливо откопать. Грибы эти – зеленухи – как гномы выскакивают на свет Божий из-под земли, и колпаки у них гномьи: широкие, островерхие, падающие грибам на глаза. А вкусны поразительно, в особенности маринованные – ни с чем не сравнимый у них тонкий вкус!

Недолго пришлось мне ползать по земле. Скоро я набрал очаровательных зеленух, подул на каждую, чтобы немного очистить ее от песка, и уселся на пенек перебирать грибы: шикарные уложил наверх, в красивых позах, а меж ними насыпал зеленух и лисичек. Теперь все. Можно идти назад. Я любовался корзиной с грибами, я был счастлив, мне хотелось жить долго. Вот умные головы всё выясняют, что есть счастье, а я думаю, оно состоит в том, что ты поздней осенью, в холодный солнечный день удачно сходил по грибы, и они в твоей корзине лежат один краше другого и все чистенькие, так как утренник выгнал из них червяков. Приятель же мой, чтец-декламатор, пусть ищет счастье во сне на кровати…

Снова выйдя на опушку, я еще бросил в корзину пяток великолепных листочков: красных – осиновых и золотистых – березовых, но вдруг спохватился: времени уже не так мало, и зашел я, кажется, довольно далеко. У грибника всегда так: движется мелкими шажками, ничего, кроме грибов и красоты вокруг, не замечая, но вдруг глянет на часы: ба, четыре пополудни, а дороги, на которую поначалу ориентировался, и в помине нет! Конечно, я не боялся заблудиться, так как накопил опыт хождения по незнакомым лесам. Меня беспокоило лишь то, что поздней осенью скоро темнеет, и если не успеть до сумерек взять верное направление, то есть шанс заночевать в лесу. Такое со мной однажды случилось.

Солнце опускалось все ниже и теперь не рассыпало лучи, а грустно тлело между верхушками деревьев. Его жар стал красным, сохранив некоторое пламенное свечение, как жар догорающего костра. Быстро зрел осенний вечер, а на душе разливалось ощущение недолговечности бытия. Снова потянуло морозцем, и в телогрейке мне стало зябко.

Хорошенько подумав, куда идти, я решил сократить расстояние смелым маршем через лес, но лишь свернул с опушки и углубился в чащу, как отчего-то стало мне не по себе. Пошел медленнее, с оглядкой, чуя рядом живое существо, и неожиданно заметил недалеко от себя в сторонке крупную серую, с желтыми подпалинами, собаку, похожую на овчарку. Собака прямо, неподвижно стояла перед еловым подлеском и зловеще смотрела на меня.

– Господи, откуда ты тут взялась? – сказал я, собираясь осторожно пройти мимо. – Где твой хозяин?

Она, не сводя с меня глаз, изогнувшись, мягкими скачками забежала вперед и встала на моем пути. Стоило мне сделать еще шаг, как собака свирепо оскалилась, вся ощетинилась, припала на передние лапы и, собирая кожу на морде складками, рыкнула так неслыханно грозно, что я похолодел от страха и попятился.

«А ведь это не собака, – мелькнуло у меня в голове. – Такие собаки не бывают».

Позже, в спокойной обстановке, я вспомнил, что у встреченного мной зверя была необыкновенно густая для овчарки шерсть, особенно вокруг шеи, на боках и хвосте, могучая грудь, при этом поджарый живот и тонкие стройные ноги, слишком длинные клыки и страшные узкие глаза. К счастью, волки, говорят знатоки, на человека зря не набрасываются, даже поздней осенью, когда становятся злыми, но кто знает, что этому могло стукнуть в голову.