Альберт Карышев - Грибы – братья меньшие (сборник)

Искать грибы среди палых листьев – труд нелегкий. Для успешных поисков необходимо отменное цветоощущение. Зато в лиственном лесу часто попадаются подосиновики, подберезовики и белые. Они мне были очень нужны, и не только из-за своих питательных свойств, но и из-за благородной внешности. Веселых-то, озорных, пестро одетых щеголей в моей корзине собралось уже немало, требовались степенные красавцы. Я не люблю, когда на грибы смотрят лишь как на продукт питания. Они должны быть подобраны как цветы. Хорошая корзина с грибами – это произведение искусства.

Первый же найденный мной подосиновик был цвета чайной розы. Он тоже прижался к матушке-земле, согреваясь ее теплом, и его распластанную шляпку перехлестнула травинка. А следующие два подосиновика завораживали сочным морковным колером, с некоторой примесью свекольного. Эти грибы поздней осенью окрашиваются в редкие, пронзительные цвета, у них свое «бабье лето», ножки вот только делаются тонкими да шляпки распускаются как зонты, чтобы укрыть ослабевшие ножки от непогоды. Нашел я и несколько чистых подберезовиков, не поленился собрать разноцветные сыроежки и с большим удовольствием взял в руки ореховик, ласкающий взор грибника своей зеленой бархатной шляпкой и ее лимонно-желтой атласной подкладкой. Белый гриб мне пока не встретился, а без него я редко уходил из леса, даже в плохие урожаи грибов…

Солнце не слишком высоко поднялось над лесом, но пригрело, хотя не могу сказать, что в ватнике мне сделалось жарко. Вмиг растаяла изморозь, палые листья отсырели и смочили головки моих сапог. Надо мной каркнула ворона и пролетела, отбрасывая на землю тень, а в стороне, в ореховых кустах защебетали мелкие пичужки и – чего уж я никак не ожидал – откуда-то взялся и, мотаясь из стороны в сторону, полетел над землей бледный полусонный, слабосильный мотылек. Славно-то как было вокруг! Какие прекрасные лесные виды! Какой свежий воздух! И… ни чубайсов тебе, ни черномырдиных, ни «демократии»!.. Но теперь я задался целью отыскать классический белый. Пятно его шляпки было неразличимо в узоре палых листьев; но я знал осенние повадки белого гриба и прежде всего выбрал такой участок опушки, что обрывался к полю ступенькой. Ступенька по опушке леса, бровка, меньше засорена листвой, и осенью белые, во-первых, любят тут, на свету, расти, во-вторых, легче обнаруживаются. Вдоль бровки я и пошел, часто останавливаясь, опускаясь на четвереньки возле каждого подозрительного бугорка, закрытого листком, и вынюхивая белый гриб, как фокстерьер вынюхивает мелкого зверя в норке. Сравнительно долго я ничего не находил. Вместо белых грибов на глаза мне попадались лакированные красные мухоморы, все в белых накрапах, как бы прилепленных к шляпке. Они вытягивались передо мной, красовались и по-солдатски отдавали честь, и я взял пару штук вместе с землицей, травой и листком, чтобы отвезти в город и показать внучке натюрморт с мухоморами.

Вдруг мелькнула коричневая шляпка боровика. Я кинулся к нему, по обыкновению его потрогал, и тут же разочаровался: это был валуй, любитель рядиться под первосортного белого и сбивать с толку грибников. Шельмец смахивал на Егора Гайдара: такой же тыквоголовый, обтекаемый и скользкий. Ладно, пусть растет дальше, перерастает и трухлявеет. Опять я стал приглядываться к бугоркам. Один из них, под кучкой листьев, показался мне на ощупь теплее прочих; и сердце мое сладко заныло от доброго предчувствия, а когда я наклонился над крохотным отверстием в вершине бугорка, то мне почудилось тихое дыхание и посапывание. Осторожно раскапывал я бугорок пальцами, и шевелившийся в нем крутолобый увалень недовольно морщился со сна, щурился от яркого света и ворчал: «Спать не дают! Ходят тут всякие!» Я уже понял, что экземпляр мне встретился редкий, но, чем глубже копал, тем больше удивлялся картофельной ядрености гриба и его солидным размерам. Добравшись до корня длинной толстой ножки, я у самой грибницы подрезал красавца ножичком и осторожно извлек из земли. Голова у него была цвета кофе с молоком, а местами даже почти белая – посветлела в темноте. В моей руке крупный боровик походил на кувалду. Я поцеловал его в маковку и отправил в корзину. Он свысока кивнул своим менее породистым собратьям, а мне наконец улыбнулся.

Всего белых грибов я собрал в эту позднюю вылазку семь штук. Корзина отяжелела и оттягивала руку; но я получил еще не все, что хотел: недоставало мне кое-какой прелестной мелочи, последних ярких мазков в живописной картине «Сокровища осеннего леса». Я знал, где искать эту мелочь, как раз начинались места ее обитания: лиственный лес сменился хвойным, я вошел в его многоколонный зал и осмотрелся.