Бернгард Гржимек: Наши братья меньшие

Настоящий человек любит животных, цветы, детей. Он способен благоговейно любоваться лилией, купающей свои нетронутые прохладные листочки в солнечных лучах. И сердце у него забьется сильней при виде белых легких облачков, горделиво проплывающих над обновленной весенней землей…

Но можно всем сердцем любить ребенка и тем не менее вырастить из него эгоистичного и избалованного человека. Можно хорошо относиться к собакам и в то же время выводить противоестественные и уродливые породы с гипертрофированно большими головами и приплюснутыми носами. Посмотрите на толстую таксу: она перекормлена, ее мучает астма, несварение желудка, и кожа чешется из-за чрезмерного употребления сладкого — но кто же может усомниться в том, что хозяйка любит свою собачку? Нет, здесь одной лишь сердечной привязанности недостаточно; это относится и к людям, а к животным и подавно. Ты хочешь, к примеру, показать славной карликовой курочке, как хорошо ты к ней относишься, и гладишь ее при этом по ее блестящему черному каемчатому оперению. А ведь курам, как и большинству других пернатых, такое поглаживание в высшей степени неприятно! Тот, кто хочет делать добро, должен сначала узнать, кому что приятно.

Многие книги рассчитаны на то, чтобы пробудить в человеке любовь к животным. Моя, разумеется, тоже. Но вместе с тем я полагаю, что такую любовь черпают не из книг. Ведь в жизни всегда бывает так: либо остаешься равнодушным, либо любишь; то же самое и по отношению к животным. Поэтому в своей книге я задался еще несколько иной целью: поразмыслить немного о них, о наших животных, побольше о них узнать. Хотя и невозможно с точностью определить, что кроется в этих головах, покрытых шерстью или перьями, но зато все же можно опытным путем доказать, что, например, в лошадином мозгу мир может отражаться совсем иначе, чем мы это предполагали. То же самое относится и ко всем другим моим подопытным животным, о которых пойдет речь в этой книге.

Разумеется, исследователи животных и зоопсихологи проводят подобные опыты, побуждаемые всегда одним и тем же вполне благородным чувством — любознательностью. Настойчивое стремление узнать «а что там внутри», мучает нас ведь уже с ранних лет, заставляя мальчишку разбирать на составные детали игрушечную железную дорогу. Да что там мы! Проживавших у меня в доме шимпанзе то же чувство любопытства заставляло выгребать шкаф с инструментами, в котором не лежало ничего съестного.

Но если исследователя, помимо любви к животным, к его опытам подтолкнуло в первую очередь любопытство, он все равно будет счастлив оттого, что это любопытство дало ему в руки такие знания, которые помогут друзьям животных не только любить своих питомцев, но и понимать их, знать, что им нужно, и приносить им пользу.

Так что я буду счастлив, если эта моя книга принесет хоть немного радости и отдохновения нашим сверхзанятым, живущим в вечной спешке и суете горожанам и заодно заставит их призадуматься о своих «современниках», живущих рядом с ними на планете Земля, которых благодаря их скромности так часто совсем не замечают, — о наших братьях меньших — животных.

Бернгард Гржимек

А дело было вот как. Профессор Шмидт-Хоенсдорф водил меня по зоопарку в Галле, по своему ландшафтному расположению, безусловно, одному из самых красивых немецких зоопарков. Целый час мы простояли возле львов и тигров, о которых я знал, что кое-кто из этих могучих хищников провел свои младенческие годы в доме у профессора.

— Такая пантера хоть внушает посетителям уважение! Но с каким презрением, вы бы видели, они разглядывают наших человекообразных обезьян там, напротив! Слышали бы вы, какие замечания отпускаются по адресу этих умнейших и приятнейших животных! Насколько их не принимают всерьез! Честное слово, порой пропадает всякое желание их здесь держать… Впрочем, завтра я как раз собираюсь поехать в Ганновер к Рухе, выбрать себе какого-нибудь мальчика-шимпанзе лет трех-четырех. Туда только что завезли новую партию из Африки, целых четырнадцать штук.