Aнна Санина - Возвращение. Книга-дорога для тех, кто любит путешествовать, но всегда возвращается к себе

Какого черта меня занесло в другой конец Австрии в деревню к малолетним тирольцам? Невероятно хочется оказаться сейчас в своей голубой кровати с книжкой и мятным чаем.

Сцепив зубы, обвожу мальчиков ласковым взглядом и спрашиваю, кто, на чем играет.

Симпатичный, со вздернутым черным чубчиком Марко – басист. Его чистое лицо сияет и белая рубашка накрахмалена. Эдди – фронтмен своей фолькс-группы, играет на аккордеоне и поет. Маленький субтильный второй Марко сквозь призму огромных голубых глаз, часто жестикулирует, с помощью тонких пальцев общается с внешним миром, отдает распоряжения ломающимся голосом. Здесь тише, здесь громче, больше басов, как же тонок его голос!

По холлу отеля бегают кельнеры с огромными пустыми бокалами и салфетками. Их глаза горят. Шефиня появляется то там, то тут, раздает распоряжения. Нарядный черный шлейф пушистым веером стелется вслед за ней, подметая следы обеих ее ног – хромой и здоровой.

Столики в зале блестят и сверкают, пол сияет безупречными квадратами. На второй этаж отеля ведет извилистая, довольно широкая лестница с зеленым ковром на ступеньках. Шефиня поднимается на второй этаж, а мои глаза с каждым ее шагом, с каждой зеленой ступенькой окутывает какая-то отнюдь не новогодняя скука… Сижу в красных штанах с зеленым углем в глазах и желтые люди обходят меня стороной.

В зале начинают появляться пары и семьи. Постепенно занимают места. Эдди и его команда заняты подключением аппаратуры и настройкой инструментов. Каждый получает ровно столько, сколько сможет взять – думаю я, сопровождая взглядом официантку, несущую тирольскую индейку на огромном серебряном блюде. Эдди поет веселую песню, в которой слова под музыкой переплетаются как нити под спицами вязальщицы.

Я вдруг понимаю, что второй час просто наблюдаю за чужим празднованием, потому что сижу посреди зала, как раз напротив музыкантов. Справа от меня семейный круг «новых прибалтийцев». Слева бар и несколько десятков пар глаз.

Скрипучий голос Эдди будит во мне смех. Я смотрю на его сутулую фигуру в зеленом кожаном костюме, вижу, как открываются пухлые потрескавшиеся губы, выпуская опять припев песни, и корчусь от смеха. А чего можно было ожидать? Моя вторая неделя в Австрии завершалась, по крайней мере, весело.

Звенели телефоны, цокали каблучки, шелковились светящиеся гирлянды, Новый год подступал. В двенадцать начался фейерверк. Все вышли на улицу и любовались зрелищем. Эдди подошел ко мне с пенным бокалом:

– Ш но-вим го-дом, – сказал он по-русски. Не успела я поздравить его в ответ, как со всех сторон послышалось:

– С Новым годом! С Новым годом!

К нам подошла красивая черноволосая девушка из компании прибалтов и спросила, откуда мы. Час спустя все гости дружно водили хороводы в холле отеля под Эддины песни. А когда началась дискотека и воздух закружился от горящих свечей, пенного зэкта и новорожденного настроения, то, к умилению прибалтов и моему снисходительному разочарованию заиграла русская попса. Бедный Эдди думал, наверное, что я буду в приятном удивлении не только от розовой розы, врученной мне внезапно невесть как забредшим в отель продавцом цветов, но и от нескончаемых тату, салтыковых и киркоровых, включенных на полную катушку.

В общем-то, скоро стало все равно, под какие танцы музицировать, под какие взгляды улыбаться и сколько шампанского пить. Атмосфера сложилась дружелюбная, и все – и рижане (их оказалось семеро), и одесситы (хрупкая невеста дородного веселого бюргера), и венцы, и тирольцы, и словаки лихо отплясывали, кто что хотел – хоть хоровод, хоть брейк-данс.

Среди рижан была девочка лет семи. И она, и ее очень полная мама бальзаковского возраста и усатый папа, все трое носили длинные черные волосы, только у девочки и мамы они кудрявились, а папины собирались в конский хвост, и поэтому его голова напоминала заднюю часть буланого скакуна. Девочка трогательно улыбалась – ямочки на щеках, нарядное блестящее платьице, имя Азель, под стать и альпийскому лыжному курорту, и этой праздничной ночи. Азель по-русски, с сильным акцентом рассказала мне, что живет с родителями в Германии, и когда-то они приехали туда из Риги. Ее большие черные глаза томились любопытством, лицо светилось праздничным счастьем, а нарядная послушная головка не ведала о том, что родной язык, на котором она только что все это рассказала, в ее устах уже полумертв.

К трем рижане ушли. Угомонились в уголке, любовно пощипывая перышки, австрийский жених и одесская невеста. Эдди менял пластинки, его команда то появлялась, то исчезала у бара за очередным шпеци. Симпатичный Марко потягивал из двух трубочек зеленоватый коктейль.