Федор Ахмелюк - Сиреневое облако. Сны или явь - что выбираешь ты?

Годы шли, над Кувецким Полем все так же висело выцветшее небо, бледное и блеклое, как кабина старого ржавого ГАЗа-3307, стоявшего на углу Теплой и Рыбацкой, испарял прелые ароматы мокрый кувецкий псевдочернозем и болотные полосы внизу в овраге. Сотовкин замыкался все сильнее и крепче. Школа. Техникум. Армия. В армии немного раскрылся – без этого все же никак. И надо же было случиться такому парадоксу, что буквально вокруг Сотовкина жило столько хороших чуваков, проводящих время не с бутылевичем в подворотне, а за компьютером, книгой, тетрадью со стихами, альбомом с карикатурами и самодельным закосом под японские комиксы «манга». Юрка Каваев с Тополевой. Андрей Букарев с Луговой. Егор Ахмелюк с Теплой. Аркашка Сыч – жил в областном городе, но на лето приезжал гостить к деду, старику из Ивового переулка, из дома 5. Впрочем, Сотовкину помогло это мало.

После армии связи, возникшие между сослуживцами, начали постепенно рушиться. Сыч уехал жить в соседнюю Нижегородскую область, Каваев безвылазно сидел дома – до работы на почте Максу было затруднительно найти его дом, так как все дома на Тополевой были одинаковые, – Букарев все время шлялся где-то в центре, что-то там искал, куда-то устроился работать, снял квартиру в центре на Верхней Поляне и пропал из виду, Ахмелюк расстался с девушкой и вообще перестал выходить из дома. Ну, а Сотовкин…

С Сотовкиным все было понятно. Все больше и больше таких людей с каждым годом, которым «ничего не надо». На самом деле, Сотовкину было надо. Природная стеснительность и холодность не давали развернуться, а ошибки уже были, и были большие. В любом случае, Сотовкин не был авторитетом среди сверстников и не имел популярности среди девушек. Со временем Макс стал замечать, что все это ему вроде бы как и действительно не нужно, зачем? – если вокруг столько всего интересного!

Сероводская негосударственная газета «Луч» выходила по пятницам. Двенадцатистраничный еженедельник содержал статьи местных журналистов по злободневным и не очень поводам, немного объявлений, немного творчества местных творцов. В любом случае он был гораздо интереснее, чем газета официальная, районная – та выходила по средам, имела в себе программу передач, разную официальщину, объявления и прочую бытовуху. Но популярностью, в отличие от нее, не пользовалась. Легкими рабочими днями у Сотовкина были вторник, четверг и суббота. Тяжелыми – среда и пятница. Набив сумку «Лучом» – на участке его выписывали в количестве семидесяти девяти штук, против сто пятьдесят девяти экземпляров районной газеты – и прочей актуальной корреспонденцией, Сотовкин побрел по сырым улицам, засыпанным снежной кашей, пережевывая в голове полученную пять минут назад сложную задачу. Гулким эхом отдавались в ушах слова «Она дома. Зайдешь и вручишь, потому что сама она за письмом не придет. Нечего тут трястись, она не кусается и вообще очень милая девушка». Хорошо, что третья по значимости улица Кувецкого Поля – Рыбацкая – еще далеко, в конце участка, по ней предстояло возвращаться… Точнее, как, по ней – она связывала с миром маленькие подгорные улицы, вроде Теплой, Мартовской или Электрификации.

Вообще, он не любил вручать заказные как таковые, а в особенности – «милым молодым девушкам». Потому что «милые молодые девушки» ему, как правило, просто не открывали по понятным причинам, а если открывали – где-то внутри начинало шевелиться непонятное тоскливое чувство, оставлявшее после себя горький осадок, что это вообще было, он и сам не мог себе объяснить, но факт один – подобных ситуаций Макс избегал как чуму.

Сотовкин бормотал про себя адреса и фамилии подписчиков, так как подписывать каждый экземпляр газеты ему в этот день как-то стало лень. «Черников – Выездная, 48… Терновский – Выездная, 42… Глухов – Выездная, 40, квартира 2…». Помимо «Луча», в сумке ждали своего часа почти сорок заказных и примерно вдвое больше простых писем, две простые бандероли, десятка два извещений, журналы – один для автомобилистов, один для молодых родителей и еще один для рыбаков, – и, кажется, все. И это проклятое письмо на Рыбацкую, двадцать девять – совсем недалеко от дома. Нет, ну можно, конечно, сказать, что этой вашей Камелиной Ю. В. просто не было дома. Можно сказать, что перепутал ее с Камелиной И. Р. с Ивового переулка, 29. (Хотя хрен редьки не слаще: кто такая Камелина И. Р., знали слишком многие, эта И.Р. пела в Доме культуры и наверняка была тайной мечтой десятков таких же невостребованных понурых тел, как Сотовкин). Наконец, есть еще мужик по фамилии Камелин, тоже на Рыбацкой, 60, квартира 2. Но тому вообще в жизни ничего не ходило, кроме платежек за электричество. Второй вариант после минутного размышления отпал: Сотовкин начисто забыл, что перекидывал письма для этой самой И.Р. почтальону, ходившему в дом культуры, а еще этот почтальон вроде бы как с ней, это самое, встречался. Повезло чуваку, чего ж. Хотя куда Сотовкину до него – этот самый почтальон тоже в городе не последний человек: пишет в «Луч», еще что-то там мутит, и зачем ему вообще сдалась эта почта – непонятно. Для души, что ли?