Света Нахимберг - Кондас

Солопшицами называли соломенных вдов, у которых муж пропал без вести – тогда многие уходили подработать на заготовке древесного угля, бывало, что некоторые погибали, раздавленные спиленными деревьями, были и другие трагические случаи, но о них никто ничего не знал. Позднее, когда началась гражданская война, мужья пропадали без вести, а жены оставались одинокими, их тоже называли солопшицами. Подруга в таких красках рассказывала об Иосифе, что Афанасии хотелось вытолкать её за дверь, но та добилась своего, «посыпала соль на рану». После ухода подруги, Афанасия закрыла дверь на засов и взяла «чумоданишко» Иосифа: она с таким остервенением бросала в чемодан личные вещи его, ходила по дому и проверяла, чтобы ничего не оставить. А ведь она оставила самое большое богатство, к которому был причастен Иосиф – ребёночка, который должен вскоре родиться… Она выставила чемодан Иосифа в сени, а дверь в дом закрыла на засов: родители гостили у Пелагеи, так что никто, кроме мужа, не пришел бы больше. Время было позднее, а она так и не ложилась спать, ждала развязки своей короткой семейной жизни. Пришел Иосиф, вошел в сени, толкнулся в дверь избы, она была заперта. Он стал стучать кулаком, ногой, думал, что Афанасия спит. Громко кричал, но из избы никто так и не вышел. Афанасия подошла к двери и сказала: «чумоданишко» свой видишь, там всё твоё! Можешь идти на все четыре стороны, а ко мне не подходи больше. «Да ты что, жена, ничего у нас с солопшицей не было. Ну, скатились несколько раз с горки, так какой в этом грех? Отопри дверь, Афанасия, замёрз я очень!» «Нет! Иди, грейся куда хочешь, а домой я тебя никогда не пущу!» Долго уговаривал Иосиф жену, она была непреклонна в своём решении. Такая обида захлестнула её, что она даже плакать не могла, брала в руки старые тряпки и рвала их на узкие ленточки, из них плетут круглые и квадратные коврики: их стелили при входе в дом из сеней, перед кроватями, чтобы босым ногам было не холодно вставать среди ночи по надобности. Так она сидела и все отрицательные эмоции «прятала» в эти ленточки, которые свивала в клубки: потом легче было вязать коврики. Иосиф постоял-постоял перед дверью, вздохнул, признавая свою вину, пошел по улице, но никого не встретил: время позднее, все разошлись по домам. Иосиф дошел до лавки. Это была очень долгая и холодная дорога, но он надеялся, что сторож лавки пустит его погреться. Он постучал в окно, подошел сторож, Иосиф попросился к нему погреться. Сторожу одному скучно было, он рад был Иосифу, но его удивило, что в такой поздний час Иосиф оказался на улице: с Портянки дорога была не близкая. Он впустил Иосифа, печь была растоплена, сторож посадил Иосифа к ней поближе и помог снять валенки. Даже в такой тёплой обуви ноги парнишки были ледяными, сторож одел на руки шерстяные рукавицы, стал растирать ноги. От ног тепло разливалось по всему телу, печка хорошо грела и Иосиф начал отогреваться. Сторож стал расспрашивать его, что случилось. Иосиф, ничего не скрывая, рассказал. Тот внимательно слушал его и в конце рассказа не стал утешать Иосифа: «Афанасия ни за что не простит тебя, парень! Она баба гордая, а обидел ты её сильно. Что же ты её в таком положении оставил дома одну. Придётся тебе уезжать из деревни, чтобы ещё больше не расстраивать, но сердце её ты не растопишь! Переночуй, а утром пойди в Клепики, там тебе работа найдётся: деревенька маленькая, но поможешь, чем сможешь, а сюда не возвращайся, мой тебе совет!» Иосиф лёг на половичках рядом с печкой, очень он промёрз и устал, да и переживал за свой поступок: теперь ребёнок будет расти без отца – это его больше всего огорчало и жгло сердце. Он уснул, сам не понял когда и как. Рано утром его разбудил сторож, Иосиф умылся, сторож угостил его варёной картошкой – она была полита льняным маслом, никогда вкуснее такой картошки Иосиф не едал. Собрался быстро, вещей особых не было, всё в маленьком чемоданчике, расспросил у сторожа дорогу в Клепики, поблагодарил его и отправился в новую Жизнь. Прошло более сорока лет, состарился Иосиф, бабушкой троих внуков была Афанасия, он узнал у Ощепковских жителей адрес и город, где жила Афанасия. Добрался издалека до дома, где жила с семьёй его жена. Постоял у дверей двухэтажного дома, подошел к балкону. В то время Пелагея жила у Афанасии (свои были проблемы), она выглянула с балкона и узнала в этом дряхлом старике с большой седой бородой Иосифа. Она перекрестилась, ещё присмотрелась к нему и пошла к сестрёнке: «Сестра! Погляди ка: под балконом на лавке уж ни Иосиф ли сидит?» «Сидит и пусть сидит! Отдохнёт и уйдёт, туда ему и дорога!» Пелагея ещё раз убедилась в твёрдом характере сестры: не захочет, не заставишь!