Юрий Серов - Аскорбиновая кислота. 11/07

– Они не каждому дают себя рассмотреть вблизи, – сказал старик. – Только доброму позволяют. Если кто с умыслом подходит, то самец учует и запретит подруге отплывать от него. Он сталкивался со злом, видишь отметину на шее? – Коломбо указал на шрам с правой стороны. – Кто-то пожелал поймать чернявого. Тега-тега-тега…

– Разве можно разлучать самца с самкой? – спросил Ионин.

– Нельзя ни в коем случае! – Старик многозначительно поднял палец. – Самец выбирает самку не на месяц и не на год, а до конца дней. Если кто-то из них погибает, второй начинает тосковать и часто умирает следом.

Ионин покачал головой. Чёрный и белый лебеди – инь и янь удивительного мира погрузили Лёху в грёзы. Мысли его возвращались к юности, он сожалел о потерянном. Давным-давно по радио крутили песню Александра Буйнова, где артист пел, что он бамбук, пустой бамбук, московский пустой бамбук. Лёха и был героем песни Буйнова.

Работа притупляла эмоции и чувства. Завтрак – автобус – собрание – должностные обязанности – обед – обязанности – поздний ужин – пиво или водка с Морозом и Орехом. И ничего больше. Пустота, разрастающаяся вокруг, ничем не заполнялась. Вакуум не заполнить вакуумом. Да и не работа виновата, главный виновник – сам Ионин. Зачах, запылился, как древний магнитофон, врос корнями в привычный режим, где не надо напрягаться. Человек третьего сорта: без амбиций, без увлечений, туловище, живущее взаймы. Жёстко, но правдиво.

– Приходите завтра их покормить, – предложил старик. – Вы добрый, они приплывут.

– Думаете, я добрый? – спросил Лёха. – С чего вы так решили?

– Каждый совершает ошибки. Но доброта либо есть, либо нет. Я не смогу завтра, поеду сына проведаю… Гонял, в аварию попал, рёбра сломал… Головная боль моя.

– Хорошо, я подъеду.

Старик кивнул и, постукивая палочкой, зашагал к выходу. Лейтенант Коломбо, полиция Майами – шёл медленно, останавливался отдышаться и оборачивался. Издалека его сходство с персонажем американского фильма было фантастическим – вылитый Питер Фальк, сошедший с экрана в Подмосковье.

На следующий день Ионин захандрил. Разболелся желудок – то ли за ужином переел жирного, то ли закапризничал, такое иногда случается. До обеда Лёха лежал, как младенец – свернулся и страдал. Не помогали ни таблетки, ни суспензия. Резь над пупком не проходила.

Ближе к вечеру отпустило, Ионин выпил крепкого чая с лимоном. Становилось легче. Лёха оделся, отмёл велосипед и поплёлся на маршрутку. К остановке с Иона семь потов сошло.

«Какого фига вчера язык не придержал», – думал он, загружаясь в «Газель». Лебеди лебедями, а здоровье важнее: мотаться в разбитом состоянии – дурацкая затея.

До парка он, однако, добрался без приключений. Желудок испытывал на прочность, но Лёха терпел, сжав зубы, и ковылял к пруду.

У пруда тёрлись четверо: мужики-работяги разгуливали вдоль забора, окружавшего водоём, и подзывали птиц.

– Ребзя, поймаем, продадим богачам, – размечтался один из них.

– Ощипаем, да в суп. Лапшичку сварганим.

Ионин устроился на лавочке и наблюдал за тщетными попытками дармоедов, жаждущих легкой наживы.

Лебеди не удостоили халявщиков вниманием, и те убрались ни с чем. Лёха подождал, пока они скроются за поворотом, и выбрался на тропинку. Он не ожидал, что птицы приплывут, зря старик назвал его добряком.

Ионин вытащил из-за пазухи батон.

– Чернявый, плыви сюда, – позвал он. – Тега-тега-тега. Плыви, я тебя не обижу.

Самец насторожился и замер. Он видел (или слышал), что хлеб упал в воду, но и клювом не повёл. Лебедиха дёрнулась в сторону Ионина, но лебедь никуда не двигался, и она сделала круг около самца.

Минуты текли. Булка закончилась, и Лёха достал второй батон.

– Тега-тега-тега, – продолжал парень. – Чернявый, я столько промучился, чтобы сюда доехать, а ты нос воротишь. Отбрось комплексы, злые покинули сцену.

Чудо свершилось. Самец поплыл в сторону Ионина. Самка за ним – тихонько, неторопливо.

Царственные птицы принимали пищу с едва заметным достоинством, с гордостью; старик называл их чудесными, и Лёха не находил другого сравнения.

– Вы пришли, молодец, – услышал Ионин голос позади.

Коломбо объявился рядом, взъерошенный и запыхавшийся. Уложил руки на заграждение и поприветствовал птиц.

– Мой желудок воспрепятствовал этому как мог. Полдня промучился.

– Нам посылают те трудности, с которыми мы можем справиться. Вы здесь, значит, побороли хворь.

Лёха «прислушался» к себе и отметил, что боль отступила. Это стало неожиданностью, так как несколько минут назад, когда он сидел на лавочке, область над пупком отзывалась режущей болью, а сейчас к ней словно прикоснулась волшебная палочка – раз – и болезнь отступила.