Без пяти десять собрание закончилось. Сотрудники разошлись по местам, входные жалюзи открыли, и магазин начал очередной день.
– Ионин, загляни ко мне, – попросил приказным тоном руководитель. – Есть разговор.
Парень пожал плечами и последовал за управляющим. Они зашли в кабинет и расположились друг напротив друга.
Может, повысят, подумалось Лёхе.
– Я, Ионин, по какому вопросу тебя вызвал. Пролистал твоё личное дело и удивился. Ты, оказывается, у нас третий год работаешь? – то ли спросил, то ли подтвердил руководитель. – Уникально. Средний стаж работников данного магазина – четыре месяца. Потом они либо проворовываются, либо линяют. Все, кроме тебя. Поделись секретом.
– Нет никакого секрета, Борис Евгеньевич, – ответил Лёха. – Пойду я, дел невпроворот. Инвентаризацию в центральном офисе ждут, ещё привезут…
– Ничего не ждут. Сокращают с сегодняшнего дня должность кладовщика. Я при всех не сообщил, ты старожил как-никак, поболее меня в фирме трудишься… Продавцы теперь принимают товар. Гендиректор приказ прислал. – Управляющий хмыкнул. – Я обязан предложить тебе перевод. Останешься продавцом?
Не повысят, подумалось Лёхе.
Он представил себя в идиотской красной майке (кладовщики не носили форму) – тридцатилетний горемыка с щетиной рядом с юнцами, для которых должность «продавца» временная, стартовая, и отказался.
– Не останусь продавцом, – сказал Ионин.
– Окей. Тогда пиши заявление, через три дня трудовую заберёшь.
Неприятная новость огорчила Лёху. Разболелась голова, и он не сразу справился с заявлением: пришлось переписать повторно. Отнёс управляющему, помялся с ноги на ногу, пока тот проверял правильность бумаги, и под равнодушные взгляды экс-коллег покинул помещение.
Часы показывали одиннадцать утра – жаркая пора рабочего дня. В это время приходит много писем, центральный офис получает данные за прошлые двенадцать часов, идёт переписка, а затем со склада привозят недостающие позиции: в основном дешёвые тряпки; их сметают, как голодные студенты шаурму.
Ионин поискал в кармане мелочь, купил кофе и выбрал столик у панорамных стёкол. Через них виднелась станция и прилегающие дороги, пешеходы, сверху кажущиеся маленькими игрушечными фигурками, множество жёлтых и белых автобусов. Лёха хлебал капучино и грустил. Привычный ритм жизни оборвался глупым приказом генерального директора «Размера», захотевшего избавиться от лишних ртов и переложить тысячу обязанностей на бедных продавцов, у которых и без этого десятки инструкций, чек-листов и стандартов, и всё необходимо знать на зубок. Ох, и хапнут горя с сокращением. Жалко, Ионин не увидит лица Бориса Евгеньевича, когда люди пачками побегут с тонущего корабля…
– Можно к вам обратиться? – К столику подошла женщина в мешковатом пальто.
– Денег нет, я безработный, – ответил Ионин.
– Поймите, у меня дети, муж бросил, войдите в положение.
– Женщина, я же вам говорю, я безработный. На дорогу пятьдесят рублей осталось.
Она прошипела что-то нечленораздельное, Лёха разобрал из звуков лишь «на кофе есть деньги» и «жлоб», и переметнулась к следующему посетителю. Тот её выслушал, покивал и позвал охранника. Женщину в мешковатом пальто попросили удалиться.
Ионин не любил давать деньги: ни в долг, ни попрошайкам, считая их нахлебниками и лентяями, большая часть из которых собирает мелочь на опохмелку и курево, а остальные – дядькам, что их крышуют; поэтому предпочитал не сдаваться до последнего. Если просящий включал наглость, то такому не грех и между глаз приложить, что Лёха несколько раз и делал. Попрошайки народ борзый, думают, что им все должны.
Допив капучино, Ионин поехал на квартиру.
Три дня Ионин мотался по собеседованиям в разные конторки. Отовсюду обещали перезвонить, но обещаний никто не сдерживал, а когда Лёха набирал сам, то отвечали, что недельку-другую посмотрят кандидатов. Вакансий «кладовщика» с годами поубавилось: кризис научил работодателей экономить.
Лёха ничего не отыскал, а затем наступила суббота – законный выходной у кадровиков и «белых воротничков». Звонить некому, рассылать резюме бесполезно, их никто до понедельника не увидит, а к понедельнику оно скатится к самому низу, где его никогда не откроют.
С соседями Ионину повезло. Мороз умотал в Питер к ненаглядной, а Орех вкалывал на подработках в частном секторе: кому для бани фундамент забацать, кому кафель в ванной положить, кому ещё что. Грецкий был рукастый малый, руки у него из нужного места росли. Лёха схожими умениями похвастать не мог.
Читать дальше