Евгения Евтушенко - И невозможное возможно. Маленькие повести и рассказы

По ее молчанию, по тому, как она тяжело вздохнула, Петр Иванович понял, что у нее до него был неудачный роман.

Квартирка у Жозефины была маленькой, чистой, скорее строгой. Ничего лишнего. Никаких картин. Живые цветы, книги.

– А где же ты рисуешь? – удивился Петр Иванович. Жозефина пообещала показать ему студию, которую снимала вместе с подругой. Сказала, что художник должен отдыхать от самого себя.

Вышла приготовить кофе.

На столе лежали альбомы по искусству.

Петр Иванович потянулся к одному из них.

Пикассо.

Захотелось посмотреть, почувствовать, что было таким близким для Жози.

– Мне нравится Пикассо. Особенно эта картина, – сказала Жози, когда увидела, на чем задержался взгляд Петра Ивановича. – Называется «Жизнь».

Она задумчиво продолжила:

– Жить так непросто. Страдания – от рождения до самой смерти. Смотри, как здесь мужчина оберегает свою любимую от старости и смерти. И как он прекрасен. Искусствоведы все спорят об этой картине. А мне так все понятно….

Она склонилась к нему. Замолчала.

– Я хочу, чтобы и ты меня защищал. Оберегал. Теперь я не одна. У меня есть ты.

Он ощутил в себе нежность отца. Понял, как она одинока и как он нужен ей. Он должен защитить ее.

Встретил ее проникновенный взгляд. Обнял, прижал к себе.

Командировка кончалась.

Петр Иванович познал всю боль и трагедию мужчин, имеющих помимо семьи и любимую женщину. Жена нужна ему, как воздух. А Жози ввергала его в шквал новых чувств, без которых теперь он уже не смог бы жить.

Расставание было тяжелым. Жозефина плакала, по-детски тянула к нему руки. Петр Иванович успокаивал ее, говорил ласковые слова, просил верить ему. Он обязательно найдет возможность встречаться – снова и снова. Они будут счастливы.

Петр Иванович едва успел к регистрации на свой рейс. Впереди Москва, семья, жена. Как он будет смотреть ей в глаза? Вдруг что-то заметит? Догадается? Он не хотел тревожить Марию Федоровну, причинять ей боль. «Придется врать».

Двойственность положения угнетала. Но ни минуты не пожалел о том, что произошло с ним в Париже.

Представлял, какой пресной была бы его жизнь, не появись в ней Жозефина. Возвращаться в ту жизнь он уже не хотел.

После парижской командировки Петр Иванович изменился. Похудел, движения стали живыми, порывистыми, глаза лучились. Стал регулярно посещать тренажерный зал, не ленился. Даже устроился на подработку в соседний отдел, с удовольствием занимался там делами, которыми раньше пренебрегал, считал их противными и скучными.

С Жозефиной общался часто. Они звонили друг другу, писали, виделись по скайпу – у него на работе. В Париж он вырывался каждые три месяца. Задыхался от любви и жалости, расставаясь с ней.

Но ни разу у него не возникла мысль оставить семью! Ни разу.

А Мария Федоровна, заметив несвойственное мужу нетерпение, волнение перед командировкой в Париж, придирчивое разглядывание себя в зеркале, почувствовала, что он изменился, отдаляется от нее. Призадумалась. Память услужливо подсказала некоторые детали его поведения. Другая женщина? Встревожилась. Потом заставила себя не думать об этом. Ревность на склоне лет – унизительна. Она знала, что Петя верен был ей всю супружескую жизнь. Он слишком привязан к ней, к семье, к детям. Серьезен и благороден. Вспомнила, как не раз с брезгливостью и презрением делился с ней о коллегах, позволявших себе связи на стороне. Но сомнение зацепило за душу, ранило, и давало знать о себе обмиранием сердца, повышением давления. Эта заноза жила теперь в ней. Мария Федоровна внутри вся сжалась, но вида не подавала.

Весной Жозефина неожиданно сама прилетела в Москву.

Встретились в отеле. Она показалась ему изменившейся, необычно молчаливой. Что-то беспокоило ее. Не было прежнего восторга, смеха, трепета, не зажигалась от его поцелуев.

– Я приехала решить с тобой вопрос моей жизни, – тихо сказала она. От нетерпения и пугающей неизвестности он едва не уронил вазу, куда ставил розы.

– Я беременна. Хочу оставить ребенка, как память о тебе. Мы не сможем быть вместе долго. Рано или поздно о нашей связи узнает твоя жена, будет конфликт и нам придется расстаться.

Чуть не плача, она продолжала: – Мне будет легче, если ребенок будет желанным и для тебя. Ты согласен?

Она внимательно посмотрела на него. И добавила: – На большее я не претендую, ты же знаешь.

Он растерянно молчал.

В нем боролись радость и страх за нее, ответственность за ребенка, за их судьбу.