Татьяна Гаврилина - Последний акт «симфонии»

Жестокая – не на жизнь, а на смерть схватка между отцом и сыном, между царем Петром и его наследником Алексеем стала последним трагическим актом в «симфонии» Царства и Церкви.

***

Считается, что дворянский род Лопухиных ведет свое начало от легендарного касожского князя Редеди, убитого в ХI веке в открытом и честном бою великим Киевским князем Мстиславом Владимировичем. Один из многочисленных потомков Редеди, некто Василий Варфоломеевич Глебов, прозванный в народе за свои известные качества Лопухой, и стал тем самым отпочковавшимся от основного ствола побегом, который с течением времени разросся и превратился в ветвистое родословное древо Лопухиных.

Существует полная ясность и в том, что внук Василия Глебова, сын Боровского воеводы Никиты Васильевича, Авраам Никитич, начинал свою службу в царствование Алексея Михайловича Романова в незначительной должности думного дьяка. Однако, не имея от природы никаких особенных дарований, он звезд с неба не хватал и покинул этот мир тихо и незаметно в звании думного дворянина. Приобретя благородство по чину, но оставаясь жалованным служащим, Авраам Никитич хоть и разжился дворовой земельной собственностью, но богатым человеком не стал.

А поскольку «двор» приносил доход небольшой, а «ртов» в семье было много, то жили Лопухины бедно, едва сводя концы с концами.

И когда пять сыновей Авраама Никитича – Петр Большой, Петр Меньшой, Илларион, Василий и Сергей вошли в возраст совершеннолетия, то подались в Москву наниматься на службу в царево стрелецкое войско. Тем более что, на ту пору, царь Алексей Михайлович, нарушивший в 1654 году мирные отношения с Польшей, в стрельцах, ой, как нуждался.

Первым покинул родительский дом старший сын – Петр Большой. К войне с Речью Посполитой за освобождение Украины от панского гнета восемнадцатилетний красавец поспел как раз вовремя! Два с лишним года, находясь в составе государевой свиты, Петр лично участвовал в военных баталиях с противником, проявляя природную смекалку, отвагу и мужество. Отдавая должное служебному рвению Петра Авраамовича Лопухина, царь щедро вознаградил героя, пожаловав ему персональным указом многие вотчины.

И когда в 1658 году Петр Меньшой прибыл в столицу и был представлен ко двору своим старшим братом, пользующимся особым расположением и доверием царя, то был почти сразу произведен в должность стольника – смотрителя за царским столом. Такое служебное положение было выгодно уже тем одним, что, позволяя искателю лучшей доли находиться значительную часть времени в поле зрения государя, предоставляло ему редкую возможность отличиться и получить продвижение по службе.

Карьера третьего по старшинству Лопухина – Иллариона Авраамовича складывалась при дворе еще менее героически, чем у Петра Меньшого. Он хоть и был принят на службу стрельцом, но чин получил гражданский. Трудно предположить, какими именно соображениями руководствовался царь Алексей Михайлович, но только оставил он Иллариона при себе, назначив его стряпчим или, попросту говоря, поверенным – ходатаем по делам разного свойства.

Появление в окружении царя сразу трех Лопухиных насторожило старую придворную гвардию, но братья держались друг за друга крепко, и успех одного прямо способствовал карьерному росту остальных. Так в самом начале семидесятых годов Петр Большой, как опытный военачальник, был отправлен стрелецким головой для подавления бунта Степана Разина в Астрахань, Петр Меньшой назначен стрелецким головой и получил под свою руку один из московских полков, а Илларион производен из порученца в стольники.

Примерно в это же время начинают стрелецкую карьеру при дворе и двое младших Лопухиных – Василий и Сергей Авраамовичи.

В 1672 году царь Алексей Михайлович, отмечая выдержанный и миролюбивый нрав Иллариона Авраамовича, доверяет ему поручение особого деликатного свойства – навестить в Ферапонтовом монастыре опального патриарха Никона.

В иных для себя обстоятельствах он бы и сам давно это сделал, но только не теперь, не нынче, когда из близких друзей они так скоро превратились если и не в заклятых врагов, то в непримиримых противников. И хоть с некоторых пор им не должно и не пристало было видеться, но оттого, что многое между ними так и осталось не выговоренным и не умиротворенным, томило царя и наполняло его душу досадным чувством виноватости.