Станислав Граховский - Агнцу моление. Поэзия и проза

Когда-то давно, ещё в щенячьем возрасте, бегая среди таких же щенков, мне казалось, что я очень породистый пёс. Эта уверенность, впрочем, никогда меня не покидала, даже когда доставалась трёпка от других более взрослых и грозных собак. Никто не хотел как-то выделяться, просто нужно было постоянно поддерживать свой статус, чтобы в один прекрасный момент появились люди и взяли тебя на самую почётную и ответственную государственную службу.

Пыхтел, старался, «держал строй». Это и сложно, и легко, быть одним и тем же, быть узнаваемым, ожидаемым, управляемым. В разных системах я проходил множество разных подготовок и обучений новым навыкам. Вначале я думал, что являюсь немецкой овчаркой и с завистью смотрел уходящим на службу важным кобелям и сукам, которые даже не смотрели на меня и проходили мимо с гордо поднятой головой. А мне нравилась их гордость, их стать, их уверенность в завтрашнем дне и всегда наполненной миске.

Вероятно, я всё же был чем-то на них похож, потому что меня несколько раз пытались взять в такую жизнь. Да что-то каждый раз не сходилось. То с цепи сорвусь и убегу за территорию, то самого хозяина облаю. Берут верят, что заткнусь и буду лишь тупо сидеть на цепи, а я каждый раз не оправдываю доверие. Вот и решили разводители псов, что я всё-таки из дворняг, или что-то во мне сильно намешано. Хорошо хоть каждый раз, можно сказать жалели и вместо вздёргивания на петле, просто гнали взашей. А я много лет выхаживал вдоль заборов да всё надеялся, что может просто попутали, может опять увидев моё терпение пригласят и в миску нальют щей. Кроме терпения уж ничего и не осталось. Даже глаза жалобные, щенячьи уже не умею делать. Смотрю на этих людей и на собак ихних и кажется, что насквозь всех вижу. Какой-никакой, а опыт есть, насмотрелся, как и кто себя ведёт, да кто из какого теста сделан. Один кобель нассыт во щи, а все молча жрут, как так и надо, никто поперёк. Потому как тот при главном человеке служит. Нет не моё это, раз увидел и ну её на с цепи этой.

А потом снова круги наматываю, потому как делать более ничего не умею. Только определять «кто есть кто», да облаивать того, кто чужой. А свои они тоже вон какие, нету их своих, так одни бирки на клетках, а там обычная собака сидит. А ни «Мухтар», ни «Цезарь». Собака, она просто собака, что с неё взять. Пообщавшись с некоторыми людьми, я тоже пытался собак очеловечивать, да всё как-то не выходило. Как отвернёшься они хвать тебя за зад исподтишка. Теперь бегаешь даже по своему двору, да всё оборачиваешься. За делами их смотришь, да в глаза, а там всё одно.

Решил я сам себе свою «правильную» службу организовать. Нашёл дом для охраны и сам себя на мнимую цепь посадил. Сижу, жду, когда кто придёт, да за сухари вместо щей, работу свою делаю. Только на том и держусь, что есть те кто догадывается о моих множественных способностях облаивать чужих, да на «своих» смотреть по делам их, да оглядываться. А глаза их… давно уже ничего не выражают. Да и в моих лишь апатия и тоска.

Дежурил я по средам и воскресеньям в лице нейрохирурга в соответствующем отделении горбольницы. День проходит относительно спокойно, планово, а вот с 23 часов обычно начинается. Вероятно, город переходит в состояние войны, где каждая из сторон старается прежде всего повредить головной мозг противника. К вечеру эмоциональный фон повышается, работы заканчиваются, а в организмы проникает энное количество алкоголя во всех его проявлениях.

В один такой чудесный ноябрьский вечер привезли мне сразу двоих. Профессора, который бежал за последним троллейбусом, да прямо перед ним подскользнулся и темечком об бордюр и алкоголика с фамилией Дураков, которого в ходе семейной драмы жена кухонным топориком изрубила с намерением доказать свою правоту.

Спускаюсь в приемник, слушаю обстоятельства анамнеза, смотрю на жаждующих моей помощи. Вижу всего «целенького» профессора и в хлам изрубленного Дуракова. Принимаю решение что второму уже вряд ли помочь, а профессор нашей стране ещё нужен. Отправляю светилу науки в рентген, иду за ним. Во время этой процедуры номер один начинает хрипеть, прерывисто дышать методом Чейн-Стокса и… покидает нас в этом бренном мире. Субдуральная гематома. Разрыв поперечного синуса.

Выхожу в приёмное, осматриваю второго. Вся голова (свод черепа) порублена «в лапшу», просто месиво какое-то, а топорик приехал вместе с пострадавшим в его спине. Со слов скорой – пытался спастись отползанием от своей суженой.