Александр Берлин - О блокаде Ленинграда и о другом, о чём не могу забыть

Все, казалось, прошло. Но оказывается эта ненависть жила и живет во мне.

Теперь она тоже живёт во мне. Теперь уже я могу её объяснить. Я понял, что слово может нести кровь. И делать из людей любой культуры орудие убийства. И когда я слышу или читаю о превосходстве любой расы, нации, религии или о территориальных претензиях одной стороны к другой у меня опять возникает во рту вкус крови, в глазах трупы и снова вскипает неосознанная злость, рвать горло и отомстить за погибших на нашей Земле.

С другой стороны во мне живет идеалист фантаст.

Я знаю, что все матери плачут о погибших детях одинаковыми слезами. Я верю в тот час, когда любой человек без опаски может пройти, приехать и жить в любом месте Земли, не мешая другим. Меня до сих пор бесят досмотры на таможнях между государствами бывшего СССР. Я не могу поверить, что это нужно для их национального приоритета и гордости. Хотя у меня было такое же ненавистное чувство, когда в аэропорту Мексики таможенники копались в вещах моих маленьких внучек.

Подозрение рождает ненависть.

Я понимаю, что может это нужно для безопасности и сохранения жизни других.

Но все страны имеют религию. Она квинт-эссенция опыта. И все из них – христианство, мусульманство, иудаизм, буддизм говорят о святости и главной ценности жизни человека.

Дальше продолжать не буду. Вы теперь понимаете, почему я вначале боялся начинать эти воспоминания.

А теперь вторая часть.

После прохождения пленных немцев, через некоторое время, их начали использовать для восстановления разрухи. Их использовали, в основном, на строительстве дорог и восстановлении домов.

Небольшое отступление.

В кинотеатрах шли интересные фильмы. Это были и бывшие немецкие, например,«Девушка моей мечты». Говорили, что это был любимый фильм Гитлера. Там играла хорошенькая актриса Марика Рок. И были сцены непривычные для советской публики, например, когда она танцевала полностью неодетой на бочке. Одной этой сцены было достаточно, чтобы народ валил валом. Дальше была американская серия про «Тарзана» – мальчика, который с детства попал к обезьянам и был ловкий как зверь, наивный, но справедливый, как человек.. Все мальчишки воспроизводили его гордый крик, и подражали движениям его преданной служанки обезьянки Читы. Рассказывать это невозможно.

Так же как невозможно передавать прекрасные мультфильмы Уолта Диснея «Бемби». Про красавца оленя. Этот фильм можно увидеть в Youtube.

Как ни странно, эти радующие людей фильмы, были первыми признаками холодной войны.

Каждый фильм начинался словами:

«Этот фильм взят в качестве трофея нашими войсками».

Таким образом, снимались претензии американцев. Потому что они под конец войны все-таки открыли второй фронт. И с ними пока еще была дружба.

Вернемся к пленным немцам. Около нашего дома ежедневно проводили пленных и они разбирали завалы разрушенного дома откуда я привел своего друга (см. предыдущие главы).

Они не спеша разбирали кирпичик за кирпичиком и складывали в кучу. Когда приезжал грузовичок, они складывали кирпичи на него и организовывали отдых. Наблюдал за ними один солдат, выделенный из регулярных войск комендатурой.

В начале мы мальчишки подходили осторожно. Все – таки страх перед немцами не прошел.

Однажды во время отдыха один из немцев вынул из кармана губную гармошку и стал играть вальсы Штрауса. Нам понравилось, мы слушали, а потом под безразличные взгляды конвоира мы подсаживались к пленным. И вдруг он с большим акцентом заговорил: «Можно поесть! Хлеб!» Мы его поняли и начали приносить собой, кусочки хотя у самих было не густо, но уже начала приходить американская помощь по ленд-лизу. У меня была маленькая пачка сушенных бананов. Детям их выдали в управлении домом (жакте). Я её отложил и вынимал по выходным один сушеный банан. Так вот эту пачку я притащил немцам. И они с благодарностью ели. И один из них показал нам жонглирование 4-мя камнями.

Потом их перевели на другой объект. И я забыл этот эпизод. Но уже в более взрослом состоянии Олег меня спросил: «На кой черт мы их кормили?» И мама часто мне поминала с сарказмом: «Жалостливый ты наш! Как ты на наши могилки ходишь? Спокойно тебе?»

У меня до сих пор нет ответа.

Вот так и живу с ненавистью и милосердием. Не зная, когда и что проявится.

Только твержу: «Не распускайся! Благодарность одного цвета». Вот такая травма.