Андрей Юдин - Три дня в родном городе. Повести

– Здравствуй, дед.

– Здравствуй, Борис. Хорошо выглядишь. Даму сердца завел, наконец?

Где это он интересно увидел, что я хорошо выгляжу. Но дед, конечно, молодец. Не перестаю удивляться, как он в свои почти восемьдесят, так живо интересуется, в том числе и моей личной жизнью. И еще: он, конечно, учит меня жить, но делает это как-то не противно, а наоборот интересно и познавательно.

– Нет. Да и выгляжу так себе.

– Это неправильно, Борис. Для нормальной жизни нормальному мужчине нужна женщина. Она, по крайней мере, стимулирует. Вот, скажи, какой у тебя стимул? По-моему, никакого… Хотел бы ошибиться. Знаешь как у Ясперса…. Впрочем, – дед махнул рукой, – Ты вряд ли знаешь, кто такой Ясперс.

Я знал, кто такой Ясперс. Правда, не очень знаю, что он написал. Помню только, что Ясперс ассоциируется у меня с Хайдеггером. Как Энгельс с Марксом, а Вицин с Никулиным.

– Зато я знаю, кто такой Ницше. Он писал, что, когда идешь к женщине, надо брать с собой кнут, – в итоге парировал я.

– Слушай, а ты вполне нормальный? – дед посмотрел на меня подозрительно.

– В смысле?

– В том самом. Смотри, не разочаровывай меня. Человек по фамилии Сперанский…

– Здравствуй, Боря, – раздалось сбоку, прерывая деда.

В комнату из боковой двери зашла женщина. Нет, это не очередная Мария Ивановна. Статная высокая женщина со светлыми волосами, забранными в пучок. Лет пятьдесят от силы. Мда… Вот дед дает…

– Борис, это Люда, ты с ней незнаком, а ей я про тебя уже рассказывал.

– Людмила Николаевна, – представилась женщина.

– Очень приятно, – почему-то засмущался я, – Надеюсь, только хорошее?

– Конечно, – засмеялась она, – Виктор Борисович тебя очень любит.

– Ладно, Люда, дай нам поговорить, – дед махнул рукой, – А лучше принеси поесть. А ты… – это он уже ко мне, – Хватит стоять истуканом, раздевайся, устраивайся.

Я только сейчас заметил, что так и стоял с рюкзачком за плечами.

Я разделся и уселся на венский стул возле стола. Стул был скрипучий, и я старался не двигаться лишний раз. Дед это заметил:

– Не скрипи. Возьми другой.

Другого не было, но в углу стояла табуретка. Я пододвинул ее к столу.

– Ты знаешь, что мне в январе восемьдесят? – дед посмотрел мне прямо в глаза, – Вот спроси, где отмечать буду? А я отмечать буду, – с ударением на последнее слово.

– В кафе, ресторане, – я пожал плечами.

– Дома. В квартире, которую вы с матерью загадили, – дед недовольно повел плечами. – Я не миллионер, чтоб рестораны снимать. Так что, будьте добры привести в порядок.

– Хорошо, дед. Как скажешь, – я смиренно склонил голову.

– Ну, вот и молодец, – дед тоже решил сменить гнев на милость, тем более что Людмила принесла разносолы.

Дед разлил наливочку: – Давай за тебя, чтоб ты поумнел, наконец, и стал человеком.

– А что, я не человек?

– Человек, человек… Только тебе четвертый десяток, а ты… – дед махнул рукой.

М-да, привычка недоговаривать. Впрочем, и так понятно, что он хотел сказать. Не впервые…

– Люда, садись с нами, – дед опять махнул рукой.

В это время у меня зазвонил телефон.

– Алло.

– Здоров, Боб. Узнал?

– Тебя не узнаешь. Здоров.

Мишка Глухарев. Мы с ним вместе на стройках шабашим. Правда, в отличие от меня Мишка активен и даже, если и находится в состоянии отдыха, то после нескольких дней шатаний по злачным местам, начинает искать очередную шабашку.

– Слушай, Боб, халтурка подвернулась. В Москве. Только надо побыстрее выезжать.

– Перед Новым годом? Да ну на фиг.… И вообще я Москву не люблю, ты же знаешь. Суетно там.

– Да им какую-то хрень до Нового года сдать надо, они не успевают. Да еще и больше месяца времени. Платят нормально.

– Не, на фиг. Не готов я. Срываться так.

– У тебя что, семеро по лавкам? Ну, Боб…

– Не приставай. И вообще я говорить не могу сейчас.

– Ладно, я перезвоню. Но времени мало. Думай.

– Ага, Пока, Мишель.

– Кто там? – дед насторожился.

– Да, так, – я пожал плечами, – Давай по наливке лучше.

Мы выпили уже втроем. Тепло так. Чувствую, как наливочка растекается по телу. И из чего он ее делает?

– Борис, я давно хотел с тобой поговорить, – дед попытался посмотреть на меня серьезно.

Я пытался отшучиваться: – Да, мы ж всегда серьезно.

– Не перебивай. Тебе четвертый десяток. У тебя нет ни работы постоянной, ни семьи. Долго ты так жить собираешься?

Блин, и профессор Сперанский туда же.

– Дед, – я махнул рукой.

Но он продолжил: – Я понимаю, что у тебя с отцовской стороны странная наследственность, но…