Наташа Труш - Полтора инвалида, два кота и одна собака

Море. Оно тут везде! Даже если вы живете не на самом берегу, его соленая стихия обогащает воздух. А море ведь не только нюхают! Море – это… Это море! И этим все сказано. Есть много замечательных мест на земле, но не в каждом замечательном месте есть теплое море. А в Анапе его много! Полоса пляжей тянется вдоль побережья на 50 километров. Пляжи – на любой вкус: каменистые, галечные, песчаные. Говорят, что в Анапе лучшие песчаные пляжи в Европе. Ну,… ну, не знаю, что сказать на это. Наверное, кто-то занимается статистикой, изучает и пляжи в том числе. Лучшие так лучшие. На самом деле песчаные пляжи Анапы и в самом деле очень приятные: горячий песок, барханы, хороший заход в море. Для детей лучше не найти. Неспроста ведь Анапа снискала славу детского курорта.

Климат, на мой взгляд, это самый большой анапский «плюс». Особенно, если ты на пенсии, так как если не на пенсии, то тебе нужна работа, а это в Анапе большой «минус». Очень большой. Особенно, если ты не морковкой на рынке хочешь торговать, а руководить симфоническим оркестром. Анапа – город маленький, на всех оркестров не хватит. И надо быть готовым к тому, что в перспективе – морковка. Ну, может быть, что-то чуть слаще морковки, и за не очень большие деньги. Вообще я пришла к выводу, что жить в Анапе нужно в определенном возрасте – во младенчестве, и на пенсии! Что я и делаю с огромным удовольствием!

Когда меня спрашивают, стоит ли переезжать в Анапу, я затрудняюсь ответить. Говорят, есть те, кто тут так и не прижился, и вернулся назад, в не очень ласковые, но родные широты. За себя могу ответить словами великого поэта: «Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря…» Правда, Анапа все меньше и меньше походит на глухую провинцию, но это, как говорится, просто к слову.

Уехать на юг, не сжигая мосты в Петербурге

«Эту реку в мурашках простуды,

Это Адмиралтейство и Биржу

Я уже никогда не забуду…»

«Уехать на юг, не сжигая мосты в Петербурге» – так называется еще один мой блог, затерявшийся где-то на просторах интернета, который я вела некоторое время на одном из сайтов, где общаются переселенцы. Да, вот правильное название таким как я – переселенцы. Но, судя по названию, из Петербурга я уехала не навсегда. Там у меня остались друзья, родственники, квартира. Оттуда я привезла свою прописку, с которой не хочу расставаться, и номера на машине – питерские. И это меня греет. Конечно, все это лишний раз подтверждает, что мосты я не сожгла и всегда могу вернуться в любимый город. И на расстоянии я еще больше понимаю, как он любим и близок. Конечно, я немного скучаю, и он снится мне, и я мысленно брожу по его улицам, и люблю в нем любое время года, которое всегда – с дождем! Между нами сегодня более двух тысяч километров. Но что такое эти километры, если ты свободен, и в любое время можешь взнуздать своего железного коня и отправиться туда, где осталось твое сердце?

Герои моих рассказов, которые я представляю вам во второй части моей книжки, живут, конечно же, в Петербурге. Или жили там когда-то, а потом стали переселенцами. Уехали в другие города, в другие страны, на другую планету даже, но сохранили в памяти «эту реку в мурашках простуды, это Адмиралтейство и Биржу…»

– Когда-то давно… Сколько уж тому?! Пятнадцать?… Или даже шестнадцать?… В общем, когда много лет назад я был поставлен вами руководить… – Губинский задумался, обвел зал взглядом каким-то особым, отеческим, почесал переносицу.

«К покойнику», – машинально отметила Ольга, вспомнив бабкину примету. Она выписывала протокол заседания секции художников-графиков, аккуратно выводя буковку к буковке, будто жуков собирала на ниточку.

Пал Палыч Губинский секцией руководил и, правда, больше чем полтора десятка лет. Как принято говорить – «бессменно». О нем так и говорили: наш бессменный руководитель! А что было еще делать и говорить, если смена была никудышная?! Жидкая какая-то, ленивая. «Вот мы – это да!» – думал порой о своем поколении Губинский. «А эти – так себе эти…»

Ольга была исключением из правил. И не потому, что она была его ученицей. Просто заложено в ней было трудолюбие с детства. Впрочем, она ведь не юная барышня, не из тех, про кого он говорил «смена никудышная». Ольга как раз что надо «смена», вот только не хочет она никакой общественной работы! С трудом затащил ее в свою секцию. И не для того, чтобы училась – Ольга сама учить может. Ее и раньше учить не нужно было, она от природы хваткая, и чувствовала хорошо, и понимала.