Андрей Казаков - Аренда

Нина резко встала и подошла к буфету. Достав оттуда рюмку, она громко поставила ее на стол и холодно произнесла:

– Садись, ешь. И выпить не забудь. Виван-павиан!

Потом снова отошла к буфету, продолжая буравить взглядом своего любовника.

Это стало последней каплей. Аппетит у Виктора Ивановича резко пропал. Последний раз, когда Нина назвала его «павианом», их размолвка продолжалась около месяца, и все это время он не имел доступа к ее телу, от чего сильно расстраивался и срывал свою злость на подчиненных.

Виктор Иванович с трудом поднялся на ноги и сел за стол. Он знал, что умолять о прощении и приводить какие-то доводы теперь уже бесполезно. «Нужно успокоиться, – подумал Костылин. – Главное не наломать дров. Пока поем, а там видно будет».

Виктор Иванович как можно скромнее опрокинул в себя рюмку водки и занюхал кусочком ржаного хлеба. Потом принялся есть. Готовила Нина изумительно. Первые блюда, вторые, выпечка, закуски – все это поглощалось ее любовником с превеликим удовольствием. После щей, как он и предполагал, Нина выставила перед ним бигус и тефтели с дымящейся картошкой, обильно посыпанной зеленью.

– Ниночка, сядь рядышком, голуба моя, и не серчай, – как можно нежнее проговорил он. – Виноват я перед тобой, каюсь, грешен. Но и ты меня пойми, замотали меня дела городские. Закружилась голова. Не хочу в конфронтацию с тобой вступать. Прости, родная моя.

Виктор Иванович искренне раскаивался. Нина всегда могла сделать его виноватым. Даже самые абсурдные претензии она так могла преподнести, что ее любовник сам верил в свое несправедливое к ней отношение и выворачивался наизнанку, вымаливая ее прощение. Несмотря на свой молодой возраст, Нина владела этим искусством в совершенстве. Так случилось и в этот раз.

– Опять со своей Марфой Исааковной лясы точил? – укоризненно спросила Нина.

– Важные вопросы решали, Ниночка, – тихо ответил он, набивая рот тушеной капустой.

– Знаю я ваши вопросы! – оборвала Нина, присаживаясь напротив. – Обхаживаешь эту жидовочку, да?

– Я?! – изумился Виктор Иванович, поперхнувшись бигусом. – Помилуй, Господи, Нина, ты в своем уме?!

– Я-то в своем! А ты что делаешь, олух старый! Нашел к кому клинья бить! Разуй глаза! Это же крокодил!

– Откуда информация такая, любовь моя? У меня и мыслей таких не было, как ты выражаешься, клинья к ней бить, – попытался оправдаться Виктор Иванович.

– Откуда-откуда – от верблюда! Я все знаю. На рынке бабы говорили: «Костыль клинья к жидовке бьет, чтоб Головой Второю стать. Потому как без поддержки ейной ему и залупаться туда нечего. А у нее связи богатые и в государственных структурах, и в торговых, и с китаезами со всеми она на дружеской ноге».

– Бред! Исключительный и бесповоротный бред! – возмутился Виктор Иванович. – Да, амбиции относительно этого руководящего поста у меня есть, не скрою, я ими и с тобой делился, но решать этот вопрос я буду сам и не таким постыдным способом!

– Надо же как заговорил! Постыдным способом! С каких это пор ты в мораль-то ударился? – саркастически проговорила Нина. – Что-то я раньше за тобой такого не замечала. Это ты там у себя в Управе все про веру рассуждаешь, про хрисламство правоверное, всех жить учишь, а сам-то ко мне каждый день хаживаешь, при живой-то жене!

Этот козырь Виктору Ивановичу крыть было нечем. Он поковырялся вилкой в капусте и, опустив глаза, тихо проговорил:

– Нина, у меня, правда, ничего нет с Марфой Исааковной. Даже в мыслях. Я тебя люблю, Ниночка! Очень!

– Ешь, давай, а то все остынет. Мыслей у него не было.

Виктор Иванович вновь принялся есть. Захотелось еще водки, но вторую он пить не стал. Нина одобряла за обедом только одну рюмку. Пристыженный, он второпях проглотил второе, не поднимая глаз на Нину. Вместо компота она сегодня подала зеленый чай с малиновым пирогом.

– И о чем вы говорили с Марфой Исааковной? – едко спросила Нина, когда Виктор Иванович поднес ко рту десерт.

– О чем говорили? – наконец-то поднял глаза Виктор Иванович и заметил некоторые перемены в лице Нины.

Она уже смотрела не так строго и перестала накручивать кончик косы на палец.

– Я два часа убеждал эту непробиваемую, твердолобую женщину в том, чтобы она запретила «Медею».

– Что запретила?

– «Медею», спектакль «Сакразмотрона», – ответил Виктор Иванович и откусил кусок пирога.

Ему хотелось быстрее отвлечь Нину от темы их непредвиденной ссоры, поэтому он охотно зацепился за этот, как ему казалось, праздный ее вопрос.