Андрей Казаков - Аренда

– А с ней что не так?

– Все не так. У вас номер служебного автомобиля какой?

– Какой? – неожиданно для себя спросила обескураженная Марфа Исааковна.

– Четыреста четыре! – вкрадчивым голосом говорил заместитель. – Четыре, ноль, четыре. И там, смотрите, что получается. В колесницу четыре коня запряжены, это раз! В колесе четыре спицы – это еще одна четверка! И само колесо, оно же символизирует ноль!

– Ну, колесо не только ноль может символизировать, – справедливо замечала Марфа Исааковна.

– Но у них-то оно точно ноль символизирует. Ничто, пустота, смерть – тяжелая судьба Медеи.

Их разговор продолжался достаточно долго, и Виктору Ивановичу все-таки удалось убедить Первую Голову запретить пьесу. Сегодня же депеша с предписанием отправиться главному режиссеру.

«Медея» была уже третьей постановкой за два года, в которой он усматривал тайные намеки на представителей существующей власти или Хрислам – новую сибирскую религию, пришедшую на смену обескровленному к тому времени исламу и христианству.

«Надо будет прижать этого режиссеришку, – рассуждал Виктор Иванович, подходя к дому Нины. – Совсем распустился уже. Сегодня же соберу всех настоятелей мецертей . У них есть ребята надежные, пусть меры примут».

В этот момент его кишечник снова энергично сработал, и из глубин его тела вновь обильно вырвались дурные газы. Виктор Иванович замедлил шаг, чтобы зловоние растворилось в морозном воздухе.

«Что же это такое, – негодовал он, – совсем жизни нет. Черт знает что творится».

Подойдя к дому своей любовницы, Виктор Иванович, оглядываясь по сторонам, позвонил в домофон. Ключи у него, естественно, имелись, но сегодня он их оставил на работе. Нина открыла не сразу, и Виктору Ивановичу пришлось некоторое время недовольно потоптаться перед подъездом. Хоть в городе их связь не являлась ни для кого секретом и местные жители периодически промывали им кости, ему все же не хотелось лишний раз мозолить глаза прохожим. Если такие разговоры доходили до Нины, то она сразу поднимала тему его развода с женой, а дискутировать по этому поводу ему совсем не хотелось.

– До чего же она твердолобая, – сказал вслух Виктор Иванович, прокручивая в голове разговор с Марфой Исааковной. – Очевидного не замечает. С каждым разом все труднее и труднее ей что-то доказать.

Наконец Нина впустила его в подъезд, и он, энергично вбежав на третий этаж, позвонил в дверь. Первые два пролета любовник преодолел достаточно легко, а на третьем слегка поумерил свой пыл. Начала мучить одышка.

Как только Нина открыла, Виктор Иванович приник к ней всем своим телом и потянулся к ее лицу сложенными трубочкой губами. Он был почти на голову ниже своей избранницы и легче килограммов на десять. Она же, холодно чмокнув его в лоб, сделала шаг назад и сложила руки на груди.

– Что-то не так, любимая? – испуганно спросил Виктор Иванович.

– Какая же ты сволочь, Виктор! – презрительно сказала Ниночка, прищурив свои телячьи глаза. – Форменная дрянь!

После этих слов она развернулась и быстро вышла из прихожей, качая своими могучими бедрами, обтянутыми ярким махровым халатом.

– Что случилось, дорогая, объясни толком, – быстро проговорил Виктор Иванович, проглатывая слюну и смотря ей вслед.

В одно мгновение он разулся и снял с себя легкую дубленку. Костылин знал, что если Нина называла его Виктором или Виваном, сокращая его имя и отчество, надвигалась грозовая туча их бессмысленной и беспощадной ссоры.

– А ты не знаешь?

К тому времени, когда он зашел на кухню, она уже сидела за столом, на котором дымились щи и стояла запотевшая бутылка водки. Нина накручивала кончик своей широкой косы на палец. Это являлось еще одним дурным знаком.

– Не томи, любимая, скажи, что не так? – заискивающе произнес он, вставая перед объектом своего обожания на колени.

– Ты не звонил мне с самого утра, и теперь у тебя хватает совести спрашивать, что не так?

Нина грозно посмотрела на Виктора Ивановича сверху вниз.

– Я был на совещании, – оправдываясь, проговорил он, сложив руки в молитвенном жесте. – Никак не мог позвонить.

– Ты просто не хотел, грязный, вонючий мальчишка!

– Я хотел, радость моя! – проникновенным голосом произнес Виктор Иванович и наложил на себя традиционное хрисламское знамение.

– Нет, не хотел, – оборвала его Нина. – Если бы хотел, то позвонил. Кто хочет – ищет возможности, кто не хочет – причины!