Джон Висклов - Тишина поёт на ушко…

На следующий день зазвонил телефон.

– Лежи, я подниму. – сказала Куракина и направилась к аппарату. Это моя любимая фраза у женщин. Я посмотрел под одеяло. Все работает. Сотрясение – дело опасное, так как хуй прямиком зависит от мозга.

Куракина прибежала и восторженно закричала:

– К нам едет американец!

– Какой еще американец?

– Тот, за которого ты заступился вчера!

– Это ты заступилась, я всего лишь инструмент. Поломанный больной несчастный. – Претворился умирающим я.

– Ты мой бедный! – она поцеловала меня в шею, легла, скрестив руки на моей груди и положив на них голову. – Сильно болит?

– Да нормально всё. И зачем он едет?

– Хочет поблагодарить тебя!

– Хм…

– Висклов, ты поступил хорошо.

– Ты все равно не даешь. Рыцари должны ебаться беспрерывно.

– Ты отвратителен, – она снова поцеловала меня в губы и пошла, варить кофе.

– Знаешь, что забавно. Не будь тебя, все было бы иначе.

– То есть?

– Ну, я бы не влез и сидел бы сейчас с пивом, складывая пасьянс.

– Ты бы влез. Ты вечно там, где быть не следует. Если ты не влезаешь, тогда пристают к тебе. У тебя на лице написано « Я прекрасен – идите на хер!»

– Да?

– Очевидно! Ты же чистой воды эгоист. Иногда невыносимо просто стоять рядом с тобой. Развязанный и неконтролируемый романтик. Таких, как ты, сжигали на кострах, сажали в тюрьмы. Когда ты выпиваешь, от тебя можно ожидать всего.

– Интересно, пойду, посру да поразмыслю.

– Но у тебя прекрасное чувство юмора, и отличный член. Ты классно целуешься и не храпишь.

– Продолжай! – я встал, высоко подняв голову.

– вот видишь о чем я. Но знаешь, что самое страшное в тебе?

– что же?

– Ты прекрасно осознаешь, кто ты. И потому с тобой сложно. Тебя ничем нельзя удивить, ты всему находишь объяснение и даешь оценки. И практически всегда верные. Это хорошо для тебя, и плохо для остальных…

– Просто, таким образом, многое отсеивается. Человек, который связывает со мной жизнь, точно знает с первых минут, кто он для меня. Поэтому у меня друзей пять от силы. Настоящих. Которые всегда были рядом. Всю жизнь.

– А я тебе друг?

– Нет.

– Да уж.

– Да уж, да уж. Ты хочешь, чтобы я лгал?

– Нет, просто я не ожидала, что ты настолько легко отреагируешь.

– Света, запомни раз и навсегда. Друзья мои – особенные люди. Люди, заслужившие уважение и любовь. Это не вырастает просто так. Я хочу сказать, что ты прекрасная женщина и отличный человек. Мы не друзья и это хорошо. Зачем усложнять, обременяя обязанностями. Нам здорово. Мы поддерживаем в сложные минуты, но взаимопомощь не означает, что мы друзья.

– Разве?

– Черт возьми, Куракина, не выводи меня! Сюда едет американец, за которого я заступился. Я даже не знаю, как его зовут…

– Джек…

– Да не важно! Это же не дружба. И если сегодня я за него заступлюсь, и завтра, каждый день. Это не значит ничего. Все в этом мире нужно заслужить. И дружба – взаимоуважение по причине долгих лет, это практически брак. Ты говоришь «друг» – значит, ты доверил свою жизнь. Дружба, словно результат совместной работы, некий итог. Я не бросаюсь такими словами уже давно. С годами как-то проходит.

– Вот я же говорю, с тобой сложно.

– Что это значит вообще? Сложно? Все предельно просто, люди сами находят сложности. Я, например, сейчас веду этот нудный диалог, в то время как подступает.

– Иди уже! – она завиляла задницей, разбив яйца над сковородой, подпевая какой-то незнакомой мне группе. А я пошел, захватив газету Известия. « Умерла Эми Уайнхаус». Ну вот. Где кроссворды?

Я открыл дверь. Джек пялился на меня, будто я слез с креста.

– Хули уставился, проходи. – мы пожали руки.

Он вошел, огляделся и сел в мое кресло. Есть вещи, которые вы любите. Есть правила, которые нельзя нарушать. Ты можешь выебать мою жену, но не вздумай садиться в мое кресло и пить мою водку!

– А ну съеби отсюда!

– Висклов, – укоризненно сверкнула своими голубыми глазами журналистка, любящая писать о соитии людей и рыб.

– Да ладно, он же не понимает! Правда ведь, уебашка? – улыбался я америкосу, тот улыбнулся в ответ мне.

– Вообще- то я понимаю русский. Я уже три года здесь.

– Что так? – я и доли неловкости не испытал.

– Я студент.

– Ясно. Пьешь?

– Женя, тебе нельзя. – Останавливала Куракина.

– Да ладно, за дружбу можно!

– Оу, да! Дружба. Ты мой друг. Спасибо тебе. – Сказал Джек.

– Как бы ни так. – Я разлил виски и протянул гостю.

– Вот ведь как. Вот Куракина скажи, как мы можем говорить американцу «друг»? Смотри, что получается. Наши правительства ненавидят друг друга. Народы смеются друг над другом. А теперь он приходит и говорит, что я друг. Это же лицемерие, так?