Отец падал все ниже. На работе его уже ни во что не ставили. Он постоянно брал отгулы, выходил с похмелья и однажды просто не вышел в рейс. Его уволили. Оставшись без заработка, отец начал распродавать то небольшое имущество, что было нажито к тому времени, – телевизор, видеомагнитофон, автомобиль, гараж.
Мне быстро пришлось повзрослеть и взять ответственность за свою жизнь на себя. Я становилась самостоятельной, независимой от родителей. Потом – первый алкоголь, первая любовь, первый поцелуй, постеры с Бритни Спирз, широкие штаны и толстовки – я, как и многие сверстники, проходила все стадии подросткового возраста.
Никто, даже моя лучшая подруга, не знал, что происходит в нашей семье. В тайне мы сохранили и то, что 2—3 раза в год мама на месяц уезжала на лечение в психиатрическую клинику. Пользы от этого не было. Мама становилась все менее приспособленной к жизни в социуме. Из больницы она возвращалась овощем. Месяц или два ей требовалось для того, чтобы восстановиться и немного прийти в себя.
Мне было стыдно за родителей, я старалась не появляться на улице с мамой. В какой-то момент я осознала, что больше не хочу и не могу называть ее «мама». Когда мне исполнилось 15 лет, она попыталась развестись с отцом, разорвать эту разрушительную связь, избавиться от болезненной привязанности. Сделать это оказалось непросто, но помогла бабушка и одна ее хорошая знакомая. Изматывающие судебные разбирательства затянулись на годы. Наконец, Вселенная сжалилась над нами, и отца выписали из нашей квартиры. Мы вздохнули свободно. Это была победа – через боль, травмы, унижения. Не верилось, что теперь можно спокойно спать, снять замки с межкомнатных дверей, можно просто жить…
Денег не хватало. Мы жили на пенсию мамы, которую ей выплачивали по инвалидности. Иногда нам полагались кое-какие продукты, канцелярские принадлежности для школьных занятий, так как мы состояли в списке многодетных семей. Как ребенок малообеспеченных родителей я могла бесплатно обедать в школе, но мне было стыдно перед сверстниками, и я отказывалась от этой возможности.
Отец уехал жить в деревню, откуда он был родом, и быстро нашел себе новую женщину. Насколько я знаю, он не изменился, и в его новой семье ситуация повторилась. Для меня большая загадка – почему женщины терпели и даже любили моего отца, несмотря на его характер и склонности.
Мама личную жизнь наладить не смогла. Трое детей отпугивали мужчин. Тем не менее, после ухода отца, мама сильно изменилась: стала ярко, даже вульгарно одеваться, скупая в секонд-хендах вещи кричащих цветов или в блестках, обильно красилась косметикой. Она казалась мне Жар-Птицей, которая 20 лет просидела в заточении и теперь оставила тесную клетку.
По-прежнему два раза в год мама превращалась в другого человека – то кидалась на людей, то впадала в апатию. Мы вынуждены были снова отправлять ее на лечение, хотя понимали, что это ее травмирует. По маминым рассказам, к пациентам лечебницы относились, не как к людям, а как к объектам для издевательств. Мы искали альтернативные методы лечения, ситуация ухудшалась, поэтому приходилось обращаться к медикам.
В моменты улучшения мама начинала активно действовать, словно наверстывая упущенное: сделала ремонт, купила новую кухню, обставила дом техникой. У нее была удивительная способность экономить деньги и даже при минимальных ресурсах что-то приобретать. Однажды у нее даже получилось открыть свое дело. Бизнес просуществовал недолго – до очередного весеннего обострения. Чтобы обеспечить хоть какой-то заработок, мама стала сдавать одну из двух комнат в нашей квартире в «хрущевке». Новые жильцы сменяли один другого. Мне приходилось врать друзьям, которые бывали у меня в гостях, что это наши знакомые.
Окончив школу, я поступила в институт на заочное отделение и сразу же начала работать. Несколько раз мы ездили в деревню к отцу и даже более или менее нормально пообщались. Как будто и не было того ада, что мы пережили в детстве. Может, так казалось потому, что теперь его жизнь нас не касалась, потому что все, что он творил в новой семье, происходило не с нами. Может быть, сказывался возраст. Отец старел, мы становились взрослее, мудрее, сильнее.
Папа немного встал на ноги: купил новую машину, обзавелся хозяйством, но не смог бросить пить. Все чаще он стал говорить о смерти. Алкоголизм разрушал и тело, и душу, и сознание. Зависимость была сильнее его желания выкарабкаться… Моей старшей дочке было четыре месяца, когда отец ушел из жизни. Пьяный, он сильно ударился головой и на несколько дней впал в кому. Перед смертью папа так и не пришел в сознание.
Читать дальше