Владимир Попов - Озеро. Филологический роман

А я стоял на коленях перед Мухиной и застёгивал пуговицы на её рыжем пальто.

Подошла электричка на Москву.

Все сбились в кучу, а Мухина оглянулась и помахала мне рукой.

Я вошёл в полупустой вагон и сел напротив двух одинаковых женщин.

Они были на одно лицо: кругленькие с маленькими удивлёнными глазками, с вздёрнутыми носиками-пупырышками.

Одна рассказывает:

– Поворачиваю я в переулок – никого нет, только мужик впереди шлёпает. В шляпе, с бородкой и очки напялил, чтоб не узнали. Ну, чистый маньяк с улицы разбитых фонарей…

Идёт-идёт – и вдруг оглянулся. Оглянулся и стоит. Я тоже встала. И не знаю что делать. Достала телефон и громко ору: «Василь Василич, подъезжай сюды… У тебя левольвер с собой? Наручники не забудь!»

– Ой, какой ужас! – ужасается другая женщина. – Гла-бально!

– А мужик рукой машет и направляется ко мне. Ну, думаю, всё!

– А кто такой-Василь Василич-то?

– Да это я так камедь играю… Артистка я, Ермолова! Никакого Вас. Вас. нет. Да и мобильник без денег: дохлый.

– Вот ужас!

– А он мимо меня прошёл и улыбается… Я оглянулася, а сзади тётка идёт:

Пальто белое.

Шапочка белая.

Сапоги красные.

Шарфик красный.

И варежки красные!

– Снегурочка… Гла-бально!

– Он у неё сумки взял. Щечки поцеловал и в лицо смеётся. Мимо меня идут и трясутся от хохота… Маньяки!

За окнами потянулся знаменитый овраг.

В тамбуре девушка спросила:

– Какая остановка?

– Малаховка.

Влажно-жаркая, душная ночь в конце июня.

Огромный двухэтажный усадебный дом в английском стиле с острой и закруглённой по торцам крышей, над которой торчат с полдюжины печных труб…

Дом стоит недалеко от озера. Большое озеро таинственно-молчаливое, сверкает под луной чёрным надтреснутым зеркалом. Деревья и кустарники на другом – высоком – берегу темнели неподвижные и – вдруг под ветром – начинали двигаться, шевелиться, словно полуночные пришельцы.

Иван Алексеевич спал плохо и часто просыпался. Он просыпался внезапно и хорошо помнил виденные сны.

То он едет на лошади по степи в июльский ливень. Ливень прекратился внезапно, и открылось солнце, и капли дождя превращались в пар, сверкая и дробясь.

То они едут в телеге, набитой сеном, с Варей Пащенко – на самом верху. Она такая жаркая, душистая и тревожно-ласковая. Он целует её в огненные губы, закрывает глаза и только чувствует прикосновение, сладость, желание и беззащитность молодой женщины.

Радость и полнота жизни разрывает его на части: хочется кричать от восторга и слёз.

Он открывает глаза и видит, как капелька пота ползёт по её открытой шее и исчезает где-то там, под прозрачной кофточкой между грудей.

То он видит вчерашнюю, вечернюю Елену Андреевну, в лёгком ситцевом платье с открытыми руками, с красивым спокойным лицом и колдовскими глазами.

Она чистит вишни для варенья, и руки у неё красно-кровавые.

– Ванечка…

Она встаёт из-за стола и идёт к дому.

Оглядывается и манит кровавой рукой Ивана Алексеевича:

– Пойдём, пойдём…

Бунин очнулся:

– Чушь какая-то… Чертовщина!

Он никак не мог унять бешено колотящегося сердца. Подошёл к окну и закурил. Стоял мутный ночной сумрак. До рассвета ещё далеко, но с озера уже потянуло влажной прохладой.

Луна далеко ушла к западу и зацепилась за верхушки дальних сосен. Иван Алексеевич зажёг лампу.

Стал собирать бумаги, принадлежности для письма, рубашки и галстуки – всё убрал в полукруглый саквояж и тяжело вздохнул.

Долго сидел перед пустым столом и думал о том, нужно ли написать записку хозяевам.

Решительно встал и пошёл к двери. Когда он уже выходил за ворота, то невольно оглянулся и увидел, как на крыльцо вышла домработница Саша и посмотрела ему вслед.

В предрассветной полумгле дачи казались тёмными и нежилыми.

Бунин прошёл полутёмную просеку и свернул к шоссе.

Возле калитки участка портного Айзеберга на лавочке сидел дачный старик-сторож.

Иван Алексеевич присел рядом с ним и открыл портсигар:

– Угощайтесь!

– Благодарствую, сударь, – я уж при своих…

– Как тебя звать-то?

– Анофин.

– Ну, это фамилия, а имя у тебя есть?

– Имя-то есть, да уж дюже сверкающее, даже произносить неловко.

– Ну и как же?

– Гелиос.

– Замечательно! – воскликнул Бунин. – И когда, Гелиос Анофин, сегодня будет утренний поезд?