Тамара Злобина - Души прекрасные порывы. Три мини-повести

– «И что ты, Гюльчатай, личико своё постоянно воротишь? Не могу понять: гордишься что-ли?… Я вот хочу с тобой поближе познакомится…»

И этак с намёком подмигивает.

Катюшка посмотрела на него оценивающим взглядом и спрашивает:

– А дулю с Мартынова сада не хочешь?

Вокруг все засмеялись, даже те, что с ним был. Парень на секунду опешил, а потом неожиданно размахнулся и дал девчонке пощёчину. Все вокруг замерли, а «кавалер» смотрит Наполеоном, ходит гоголем, уверенный в полной своей безнаказанности.

Катерина вспыхнула даже от такой дерзости и метнулась прочь. А парень этак победоносно к своим дружкам: вот дескать, как нужно со строптивыми девками обращаться. И не знает, дурачок, что Катя обид не прощает и всегда за себя может постоять…

Смотрят все: девчонка уже возвращается, а на плече у неё кнут (она уже тогда вместо погибшего отца пастухом работала). Тишина стала, как на кладбище. А парень усмехается:

– Что за защитничком бегала?

– Мне защитники ни к чему! – Катерина отвечает. – Я и сама за себя могу постоять.

Да как жихнет кнутом! Так у парня на мягком месте не только джинсы лопнули. Завопил он не своим голосом и прочь кинулся. Хохот поднялся, можно сказать, гомерический, а Катюшка спокойно развернулась и домой ушла… Больше городского умника у нас в селе не видели: сказывали – утром следующего же дня уехал.

Костя представил эту картину и засмеялся от души:

– Молодец, девчонка! Знай наших!

А Полина продолжила:

– Ну вот с тех пор пацанята иногда и выдаёт эту «дулю с Мартынова сада», хоть и побаивается: знают ведь – Катерина шутить не станет… Хотя она их только попугивает. Кнутом-то она виртуозно владеет: не у одного из них шапку сбивала одним взмахом, не задев головы.

– Да, серьёзная девушка! – признал Константин.

– Не-то слово! – подтвердила Полина.

Они помолчали пару секунд и Константин вдруг припомнил:

– Так ты сказала, По, что дядька Николай погиб? Как же это случилось? Теперь Катя вдвоём с матерью остались?

– Одна она! – ответила Полина. – Одна осталась, горемычная. Валентина померла, когда Кате и пятнадцати не было… Всё болела и болела… Николай и начал попивать. Любил он жену. Очень.

Полина остановилась, словно переводя дыхание, а потом продолжила:

– Всё хозяйство на девчонку свалилось, как снег на голову. А тут ещё отец закуролесил: то разыскивать по селу приходится, то домой тащить еле живого, то за него коров пасти, когда в запой уходит… Не сладко жилось девоньке… Я поддерживала, как могла – ведь крёстная её… Прибежит бывало, упадёт ко мне в колени, выплачется, выскажется. Я пожалею, что-нибудь присоветую… Она и дальше живёт… А года два назад лошадь Николая понесла: пьяных на дух не переносила. Упал он, да так неловко: головой о железяку какую-то ударился… Сразу погиб.

Полина Яковлевна продолжила с досадой:

– Ведь говорила же ему! Предупреждала… Не любит Манька выпивох! Не любит! Не послушал. Оставил вот девчонку одну… Хотела Катерина после школы учиться на зоотехника: по моим стопам решила пойти. С детства любит крестница с животиной разной возится. А после этого – куда там?… Пошла работать. Днём вот коров пасёт, а по вечерам полы в Администрации моет… А ведь в школе училась неплохо. И учителя её всегда хвалили… Теперь вот – пастушит, девонька… Вот такие наши дела скорбные.

– Ох-хо-хонюшки, Костик?! – спохватилась Полина Яковлевна. – Дело-то уже за полночь? За разговорами и не увидела, как время прошло-пролетело! Ложится нужно, касатик, завтра вставать раненько придётся: мне в коровник, а тебе коровушку выгнать в стадо. Такое тебе задание на завтра!

Она постелила Косте в маленькой боковой комнатке, предназначенной для самых дорогих гостей, а сама ушла к себе в спаленку, пожелав спокойной ночи. Костя уснул сразу, едва коснувшись головой подушки. И снова ему приснился тот же сон, что в поезде. Та же комната-трансформер, то же зазеркальное пространство, тот же, слегка пожухлый сад, та же девушка в длинном платье, стоящая к нему спиной. Только на этот раз она стояла перед высоким зеркалом, в котором не было её отображения.

И снова, как сутки назад, Константина обуял необъяснимый страх после слов невидимого соперника:

– Не тронь! Не твоя!

И снова могильный холод. И крик.

Кричал Костя. Кричал так, словно случилось непоправимое. Этот крик разбудил Полину Яковлевну. Она заскочила к нему в комнату, на ходу запахивая халатик. Включила свет, хотя рассвет уже занимался где-то далеко-далеко, слегка пробиваясь через оконца. Костя сидел на кровати, обхватив колени руками, и губы его тряслись.