Сауле Калдыбаева - Зеркало в старинной раме

– Beautiful eyes 12 12 Красивые глаза. , – добавил он, возвращая Айке паспорт, и улыбнулся.

Тот официант из отеля был на самом деле художником – он предложил Айке нарисовать портрет в студии, «это недалеко, вы увидите». Студия оказалась двухэтажным таунхаусом с окнами на Гайд-парк в двадцати минутах ходьбы от отеля: на первом этаже кухня и мастерская с расставленными вдоль стен холстами, а на втором – две небольшие спальни.

– Одна – моя, другая – родителей, когда они приезжают ко мне в гости, – пояснил Себастьян во время небольшой экскурсии по дому.

Его папа был владельцем сети отелей и ресторанов в Милане, в одном из которых он пару лет подрабатывал барменом – учился делать разноцветные коктейли из ликеров: красные, зеленые, синие.

– Я тогда был похож на смесь алхимика с художником. Много экспериментировал с цветами, даже не знаю, чего во мне больше: папиных генов администратора или, откуда ни возьмись, таланта художника. В нашем роду творческих людей никогда не было, ни одного артиста или писателя, представь себе. Так что папа, ожидаемо, не обрадовался. Но что делать – я уже подал заявление в Королевскую академию художеств и мне уже прислали приглашение. И вот я здесь – работаю и учусь.

– Родители тебя так сразу и отпустили? – спросила Айка. – В такую даль…

– Да, – поспешил ответить Себастьян и запнулся: – То есть, конечно, отговаривали. Я тогда и сам в себе сомневался: лучшие художники исторически голодали, а если ты единственный наследник отелей ресторанов, голодать как-то плохо получается. В общем, я написал письмо в Royal Academy 13 13 Королевская академия : так и так, извините, я, похоже, передумал.

Тогда оттуда пришло письмо, знаешь кому? Папе, представь себе. В том не самом вежливом в мире письме родителю пеняли на то, что искусство может потерять великого художника, если я не передумаю, и что мы там все с дуба рухнули. Что-то типа того. «Надеюсь, мы с вами оба понимаем, – писал президент академии, – что талант даруется Богом?» И продолжал дарить отцу одно за другим новые открытия, когда узнавать и не догадываться, насколько прекрасен твой собственный сын, становится неожиданно приятно: «Ваш сын создан для искусства, он умеет видеть вещи под другим углом, отличным от того, какими их привыкли видеть обычные люди».

И папа отступил, вернее, приехал на церемонию поступления и купил в честь моего будущего в искусстве этот таунхаус. Да, мои родители богаты, что делать. Мама сюда часто приезжает, папа реже – дела. Впрочем, чем больше я здесь живу, тем чаще понимаю, что, скорее всего, буду заниматься и тем и другим.

Почему нет? Мир не должен потерять двух гениев в одном лице, и, в конце концов, эти две профессии можно сочетать. Устройство вещей так парадоксально, что в одном человеке вполне могут ужиться серьезный антиквар и начальник продуктовой базы.

– А я пишу стихи, – призналась Айка, чтобы не молчать, когда Себастьян нанес карандашом первые наброски на холсте. – Но, по правде сказать, не все друзья их понимают, иногда даже спрашивают, о чем они, представляешь, как будто я на тарабарском пишу.

– Мне это знакомо, – засмеялся Себастьян, – картины тоже не все понимают, иногда их нужно объяснять. Хотя, как, например, объяснить музыку? Или доказать право яблока быть на этом боку желтым, а на том – зеленым? Я ведь не реалист и не вырисовываю каждую деталь, мои картины меньше всего напоминают фотографии, а люди в основной своей массе предпочитают достоверность: им, чтобы увидеть лес, нужны деревья. Знаешь, что говорят японцы? «Художник – тот, кто увидел».

– Уважаю японцев, – подтвердила Айка. – А это кто? – она показала рукой в сторону большой картины в дальнем углу: на ней стоял на коленях старик с завязанными за спиной руками, а между ним и уходящей далью растворялся в песке чей-то исчезающий след.

– Знаешь, я проголодался, ты не против пообедать?

– Я – нет, – ответила Айка, – но ты же расскажешь?

– Расскажу, – пообещал он.

Они зашли в кафе неподалеку. Себастьян заказал стейк с запеченным картофелем и спаржей, Айка – форель на гриле. Принесли воду в графине и калифорнийский «Совиньон Блан» – выбор будущего ресторатора. Когда дошла очередь до чая с лимоном, Себастьян, почти ничего до этой минуты не обронивший, кроме «ну и как наша форель», вдруг стал рассказывать, торопливо, будто боясь сбиться с намеченного пути: