Сауле Калдыбаева - Зеркало в старинной раме

Я появилось здесь не новым, переодетым в раму, купленную в антикварной лавке на той тихой зеленой улице, где любят гулять заслуженные пенсионеры, дамы с собачками и «профэссоры». Мама в раму влюбилась сразу, вот в такую – треснутую и замазанную краской цвет в цвет. В те времена каждый обставлял свое жилище как мог, а потому мама перекрасила старый бабушкин комод и поставила его на кухню вместо скучного кухонного стола.

– За границей ценят все непластиковое, а за натуральным люди выстраиваются в длинную очередь, – говорила мама и была права. – Попробуй сейчас найти настоящий деревянный голубой комод.

Когда-то за зеркало из Венеции, откуда я (и ни капельки в этом не сомневаюсь) родом, какой-нибудь король запросто мог отдать полцарства. Вторые полцарства он мог сгоряча отдать за коня, но о коне я судить не берусь, возможно, что и он того стоил.

Зеркало посмотрело на фотографию девушки:

– Твои далекие предки, должно быть, прибыли в этот город из тех же мест – оттуда, где много солнца и больше любят рыб, а не коней. Ну или на худой конец из Флоренции, – откашлялось зеркало, покосившись на голову деревянного коня. – Ведь никто еще не посвящал мне таких чудесных стихов и не проводил по этой раме рукой так, как умеешь проводить только ты. А если бы тебе пришлось выстоять за мной очередь длиной в экватор, ты бы в ней выстояла, ты бы меня дождалась… я знаю.

Часам на секунду показалось, что зеркало смахнуло две прозрачные слезинки, но только на секунду – ведь любой первоклассник знает, что зеркала не плачут.

– Эх, родина! – печально вздохнуло зеркало. Оно не знало значения этого звучного слова, но иногда, когда ему было особенно грустно, оно родину вспоминало, потому что слышало, что это что-то хорошее, такое, чего нельзя увидеть или хотя бы отразить. – Твоя мама иногда приходит ко мне в моих снах, – продолжило оно, – такая же красивая и статная, чтобы узнать, как поживает цветочный чайник Gien и твое шелковое платье со стрекозами. «А она теплая?» – спросила она недавно про купленную на распродаже байковую пижаму, но я ничего не ответило. Я ведь сделано из толстого стекла и не знаю, что чувствуют люди, когда им тепло.

Мама мечтала, чтобы жизнь носила тебя на руках – бережно-бережно несла всю дорогу и никогда не уронила. Чтобы на голубом диване были вышитые райскими птицами подушки, облокотившись на них удобней нанизывать на вилку кусочки сочной дыни из серебряной чаши – так любили возлежать сказочные пери в шелковых одеяниях, таких тонких и прозрачных, что под ними автору книги про пери было все видно. Он был восточный мужчина и любил описывать изящно выгнутые ножки резного стола и веера из тончайшей папирусной бумаги – ими обмахиваются старинные юные девушки, смеются и вкушают, потому что в таком антураже можно только вкушать, а не есть. И думать о принцах на белых арабских скакунах, перебирая виноград тонкими пальцами рук.

– Как жаль, что я не могу путешествовать! – воскликнуло зеркало, вспомнив о загорелых гондольерах Венеции. – А ведь как было бы чудесно прокатиться в гондоле первого класса или на собственной яхте какого-нибудь магната из списка Forbes!.. Ах.

То есть говорить оно по-прежнему не умело, зато могло еле слышно дребезжать, как это делают стекла в окнах домов вслед проезжающему трамваю. Впрочем, трамваю это решительно все равно – если он начнет прислушиваться ко всем проезжаемым окнам, то некому будет перевозить достойнейших граждан нашего пропахшего яблоками города.

Да, зеркало любило помечтать. Ему ведь ничего другого и не оставалось: если висишь целыми днями на стене без перерывов на обед, остается только прислониться к столику датской принцессы, отражая бесконечные пудры и флаконы… или влететь в распахнутое окно старинного дворца трепетной бабочкой. Надо отметить, зеркало имело одну маленькую слабость, которая, впрочем, не причиняла никому вреда. Оно любило представлять себя в жизни коронованных особ, подчеркивая тем самым свою значимость и аристократическое происхождение, что логично, если твоя рама куплена в антикварном магазине, наверняка за этим обстоятельством кроется какая-нибудь красивая история не без оттенка хотя бы малюсенького трагизма. Что делать, не проживешь – не наполнишься.

Однажды во время переезда ему посчастливилось повисеть немного на улице возле подъезда, прикрепленным задней цепочкой к борту перевозившей домашнюю утварь машины. Мимо проходили люди, те, что понаряднее, останавливались, чтобы полюбоваться своим отражением: