– Из детского сада выпустили, а в школу не берут. Год пропадает, а мы с мужем работаем с утра до позднего вечера. Скажите, что делать? Куда девать кроху?
Кроха, надувшись, стояла рядом и с опаской поглядывала на высоченного дядю-директора. Мне было совершенно непонятно, в чем проблема. Как может пропасть год, если есть двор? Там кипит жизнь! А школа – это что-то, конечно, очень важное и загадочное, однако слишком строгое, сухое и чопорное. В школе не будет игры, это совершенно точно!
Мама настроилась на долгий разговор, однако реакция директора была неожиданной.
– Вы говорите, что два месяца до семи лет не хватает? В этом проблема, я правильно понял? О, так это не страшно! Не понимаю, почему вам отказали в школе, которая находится возле вашего дома. Считайте, что ваш сын стал первоклассником. Поздравляю!
Тем не менее, мама очень переживала, что теперь каждый день мне следовало переходить два довольно оживленных перекрестка. Они словно кровожадные крокодилы разлеглись на моем пути, не имели светофоров, – тогда, в семьдесят первом году, светофоры вообще были редкостью, – а по одному из них, он располагался у городского рынка, о, боже, даже ходили трамваи! У нас в подъезде, кстати, на первом этаже жил пожилой безногий дядя Гриша, он передвигался на дощечке с колесиками, отталкиваясь от земли дощечками, а для передвижения по городу имел автомобиль Запорожец, органы управления которым были приспособлены для безногих людей. Соседи говорили, что дяде Грише в молодости ноги отрезал трамвай.
Первые два месяца мама водила меня за руку, благо, что ее работа находилась буквально в двухстах шагах от школы. Вскоре, однако, я стал уговаривать мою дорогую мамочку вначале не доводить меня до школьных дверей, мне это было неприятно, поскольку в классе я очень скоро стал неформальным лидером, а затем и вовсе упросил позволить ходить в школу самостоятельно. В общем, не прошло и полугода, как я, закинув ранец за спину, стал ходить на уроки сам.
Когда мама, будучи обеспокоенной, все-таки я был самым младшим в классе, спросила мою первую учительницу, как я справляюсь, та с каким-то тяжелым вздохом ответила:
– Не знаю, как учить его. Он – взрослый, и все давно понимает!
Кое-что я, в самом деле, понимал. К примеру, в шесть лет я прекрасно знал, что иногда между родителями что-то происходит в постели. Оно, это что-то, почему-то казалось мне очень постыдным и строго запретным, но не для папы, а для мамы. Сам не знаю почему, однако я был убежден, что после каждого такого тревожного шороха под одеялом и следующего вслед за ним монотонного скрипа дивана она будет меньше меня любить. Вот почему я плакал, слыша эти звуки, и не мог заснуть.
Она поднималась и подходила ко мне.
– Что с тобой, Валерик? Почему ты плачешь? Тебе плохо?
Мне, в самом деле, было плохо, однако я не знал, как обозначить причину. Было одно слово, которое я подцепил во дворе, однако мне было хорошо известно, что мама, услышав его, точно не обрадуется, а других слов, которые смогли бы выразить происходящее, не расстроив ее, тогда я не знал.
– Вы с папой…
– Что мы с папой?
– Вы… вы…
В общем, так и не нашел нужных слов, однако был точно убежден в том, что мама отдает свою любовь совсем не туда. Более того, она мне изменяет!
Я сразу выделился в классе тем, что умел читать. Такими были только я и еще одна девочка, Лиля Бедренко, однако не ей было суждено стать моей.
Физически я был развитее и выше всех. Мальчики класса все были какие-то щуплые и короткие. Тогда я еще не знал, какая засада меня ожидает!
Моральное превосходство над одноклассниками стало приятным дополнением к превосходству физическому, когда на вопрос учительницы Алевтины Григорьевны «Кто умеет читать?» я спокойно поднял руку.
Она улыбнулась.
– Ага, Тобольцев! Очень хорошо, Валера. Сейчас проверим!
Алевтина Григорьевна дала мне адаптированный для школьников отрывок из сказки Мамина-Сибиряка «Серая шейка», и я без труда прочитал его, правда, дважды не там сделал ударение и, кажется, один раз пропустил букву Ы. Что там рассказ! Дома я давно читал детский раздел ежевечерней городской газеты, напечатанный мелкими буквами. До сих пор помню, как он назывался, – «Ручеек».
Затем Лиля, поразмыслив, преодолела стеснение и тоже решила признаться, что умеет читать. Кто бы мог подумать, что стеснительная Лиля в четырнадцать лет свяжется с женатым мужчиной и, с трудом окончив седьмой класс, бросит школу.
Читать дальше