Валериан П.: Такая вот жизнь, братец – 5. Записки шестидесятника

В «универе» моё положение было шатким (как, впрочем, и многих из нас). Я всё ещё считался «диссертантом», регулярно отчитывался на кафедральных собраниях о своей научной работе, изредка заскакивал в «Публичку» (Публичная Библиотека) или БАН (Библиотека Академии Наук), но… всем было ясно, что защита в ближайшее время мне не светит. Пока я был в фаворе у своего научного руководителя, мне всё сходило с рук. На восточном факультете, где я вёл пару групп, тоже всё было топ-топ. Я (вернее, мой английский) студентам нравился. Я писал методички, которые издавались местной типографией. Ещё одной большой удачей на академическом фронте было моё неожиданное продвижение по карьерной лестнице: меня выдвинули на должность замдекана по хозяйственной работе. Казалось бы, ну, что тут хорошего! Должность была так себе, и никто на неё не зарился. На факультете постоянно возникали какие-нибудь ЧП: то крыша протечёт, то отопление отключат, или, хуже того, подвальные аудитории затопит во время наводнений. Но были и свои плюсы: во-первых, уменьшили учебную нагрузку, во-вторых, я стал вхож в кабинет декана, и даже лично познакомился с ректором по хозяйственной работе Л. А. Вербицкой . Но в деньгах я никак не выиграл. Приходилось по-прежнему изворачиваться, чтобы их добыть. Да и на личную жизнь времени не оставалось.

В это время один из моих друзей-товарищей, редактор издательства «Аврора», Юрий Сергеевич П. задумал сколотить «шарашку» из переводчиков для работы на одного американского издателя. Условия были простыми: делай перевод на английский язык как можно лучше и получай за работу cash в валюте, плюс никаких тебе налогов в госказну. Мне дали пробный текст на перевод. Чтобы его сделать, пришлось перерыть кучу материалов по схожей тематике, и научиться работать со словарём английских синонимов. Это была «ацкая» работа, но я справился и был принят в группу. Наш шеф Юра требовал от нас невозможного: сделать текст предельно «читабельным», т.е. не только правильным с точки зрения грамматики и лексики, но и стилистически максимально приближённым к оригиналу. То, что для нас это был, всё-таки, чужой язык, его мало волновало. К нам, университетским преподавателям, он относился с плохо скрываемым недоверием, считая, что «настоящего литературного языка» мы не знаем (и, как ни странно, был прав!). Работать с ним было подчас невыносимо. Его оскорбительный тон и маниакальная убеждённость в своей правоте пресекали все наши попытки отстоять собственное мнение. Однажды кто-то принёс ему текст, выверенный носителем языка, но он и его забраковал.

Конечно, он был настоящим «профи» в своём деле, и с презрением смотрел на нас, «приходящих» переводяг . «Переводом нельзя заниматься от случая к случаю. Ему надо посвятить жизнь», говаривал Юра, дымя мне в глаза сигаретой. Я, откровенно говоря, его побаивался. Он и на вид не внушал доверия: огромный, под два метра ростом, с вылезающим из-под ремня брюхом и красным от постоянных возлияний лицом, он не располагал к общению. С ним надо было постоянно быть начеку. Когда он впадал в гнев, то начинал давить на психику, и я терялся и не мог ничего из себя выдавить в свою защиту.

Но главное, Юра был заправским «выпивохой». Так уж получилось, что в качестве собутыльника он свой выбор остановил на мне. Мы с ним частенько в конце рабочего дня отправлялись к нему «на хату». Обычно предлагал он, и я не мог – не смел! – ему отказать. У него недавно умерла мать, единственный человек, которого он по-настоящему любил, и теперь, живя в одиночестве (он, как и я, был в разводе, и жил отдельно от детей, коих у него, как и у меня, было двое: дочка и сын, и тоже от разных жен), он не желал пить «горькую» без компании. Вначале мы с ним вместе готовили «закусь», потом накрывали на стол и принимались за еду и распитие спиртного. Коньяк и вино он терпеть не мог и уважал только водку, да и то не всякую, а только импортную. Он пил рюмку за рюмкой, с жадностью набрасываясь на закуску. Смотреть, как он поглощает салат и макароны, было занятие не для слабонервных. Как ни странно, но при этом он почти не пьянел. Вначале мы пили на равных, потом я пропускал, ставя начатую рюмку на стол, и выдержав его тяжёлый взгляд, принимался за еду.

Конечно, за едой мы постоянно о чём-то говорили: о женщинах, о детях, о ситуации в стране. Я его знал давно, ещё в те далёкие времена, когда в издательстве работал мой отчим и мне время от времени подбрасывали халтуру, но это было скорее шапочное знакомство. Потом он пропал из моего поля зрения и вот только сейчас, по прошествии пары десятков лет, мы с ним сблизились по-настоящему. Несмотря на его вечно недовольный вид и высокомерие, мне Юра был чем-то симпатичен. Во-первых, он неплохо играл на фортепьяно, иногда, по праздникам, даже выступал на капустниках издательства. Он так же, как и я, был б/п и не жаловал нашу партийную номенклатуру. Он, конечно, мне не доверял, зная, что я ездил за границу и одно время работал в Интуристе, но после четвёртой-пятой рюмки заводился и принимался крушить КГБ. Позже я узнал, что они ему порядком насолили: буквально с самолёта сняли, не пустив в заграничную командировку. Этого он им простить не мог. Бывало, в какой-то момент застолья между нами вспыхивали перебранки: Юра был очень подозрителен и часто ставил меня в тупик своими вопросами. Видя, что я начинаю увиливать от прямого ответа, он ещё больше распалялся и набрасывался на меня, как разъярённый бык на матадора. Приходилось срочно менять тему, уходить в глухую защиту, пережидая его очередной взрыв. В этом и состояла моя тактика и, надо сказать, она неплохо работала! Я подливал ему водки в рюмку, накладывал макароны, … Я ублажал его, как мог, и не потому, что это был мой работодатель, а просто, из желания выказать своё неравнодушие к нему, как к человеку. Его уколы и шпильки в мой адрес не злили, а возбуждали меня, я хотел, чтобы он ещё больше унизил и оскорбил меня, а потом… пожалел! Иногда, в ответ на его садистские нападки, мне хотелось броситься ему в объятья, обнять за шею и почувствовать, как он прижимает меня к себе своими могучими лапами. Я был уверен, что он был бы не против. Но, естественно, до этого дело никогда не доходило.…