– И…и чем живут местные? – обратился он к Альфреду, надеясь отогнать разговором липкое беспокойство.
– В Мирном процветает земледелие, Трипта известна как самая крупная мыловарня в стране. Гарри, у твоей матери был вышитый передник, который мужчины дарят любимым, когда сватаются?
– Был, – протянул Гарольд. – А что?
Блондин усмехнулся и направил взгляд сквозь туман, в сторону дальнего берега.
– Такие передники вышивают в городке Руйга, он знаменит своими рукодельницами. У каждой семьи есть свой узор, которому обучают наследниц с самого детства. Говорят, вышивать девочки начинают раньше, чем говорить.
Старик за спиной Альфреда оживился, и сквозь зябкий туман до военных донёсся его голос:
– Верно, верно говоришь. Сколько раз возил чудеса оттуда на правый берег…
Полковник не вздрогнул, не повернулся, но глаза его так заблестели, что Гарри понял: начинается искусный допрос, о котором жертва не будет подозревать до последнего.
– Что же, много возите?
– До снегов жидко, а вот с первыми ручьями – хоть охапками греби. На посев да на жатву бабы заняты, руки не лишние, – прокряхтел старик с явным оживлением. – А как снег валит, сиди дома да шей, всё одно скучно.
На лице Альфреда цвёл живой интерес.
– Что, только полотна да передники возите?
– Да, чай, что ещё. С Трипты всё по Южной Переправе плывёт, да только неспокойно там нынче… – Старик, видно, вспомнил о погонах на плаще Гарольда и осёкся. – Вот ещё старьёвщики-калядуны плывут иногда, но больше в Буруне всё продают и обратно в Руйгу уходят. Рудый Бурун – городок хоть мал, да удал. Люди сытые, богатые, аж площадь брусчаткой вымостили…
Блондин хмыкул и поблагодарил старика за рассказ, но напоследок поинтересовался:
– А кто самым первым переправляется с вышивкой?
Старик хмыкнул и с готовностью отвечал:
– Вестимо, Клим-купец. Весь товар, что из Руйги, на лодки грузит, только один короб в Буруне сторгует. Деловой мужик, бирюк. Вот, к местной вдове сватался, да она отказала… за старика-вояку выскочила…
– Надо же! – Протянул Альфред. – Как зовут её, не помните?
Старик натужно закашлялся, и попутчики не сразу поняли, что он смеётся.
– Хайра её звать. Ладная бабёнка, молодая, хозяйственная. Двор у неё большой, лучший сыр только от неё брать надо. Батька ейный помер давно, сестёр нет, вот всё хозяйство ей и осталось. Сильная, верная. Женился б, да стар больно!
Гарри засмеялся, старик вторил ему, и только Альфред отвлечённо улыбался, думая о чём-то своём.
На берегу туман отступил, но, не успели путешественники увидеть свет, опустилась ночь. Старик махнул им рукой и отчалил, его спину проглотила речная темень. Гарольд не мог унять дрожь, наблюдая, как волны тумана потемнели с закатом солнца, и как их бег ускорился. То и дело он различал в мрачном потоке белёсые силуэты, будто призраки неслись вниз по реке, в Рдяное озеро, к Мятежным землям, являться беглым каторжникам наяву и во снах.
– Ждёшь кого-то? – обернулся к напарнику Альфред, насмешливые искорки плясали в его глазах. Прапорщик вздрогнул и поспешил за начальником, к смутному силуэту городских ворот. Стояла непроглядная темень, и Альфред упрекнул себя в легкомыслии: он знал, что на Периферии нет ночного освещения, а все местные жители ложатся спать сразу после заката. Ускорив шаг, он обдумывал реплики в разговоре с разбуженным хозяином двора, к которому они постучатся на ночлег.
– Город, как ты помнишь, пограничный. Обнесён стеной, ворота со стороны Переправы и ровно напротив, на дорогу в Руйгу. Надеюсь, по ночам они не…
Нервный смешок вырвался из его губ. Добротные створки в два человеческих роста были наглухо заперты изнутри.
– До утра… – резюмировал Гарри, предвкушая не самую тёплую ночь. Деревья уже облетели, близились первые снегопады, и в тёмное время земля покрывалась изморозью, а трава становилась ломкой от ледяной корочки. – Эгей! Есть кто-нибудь?
Ответа не последовало. Альфред вздохнул и с надеждой предположил:
– Может, рядом с другими воротами есть часовой?
Вздохнув, прапорщик двинулся вслед, вдоль городской стены. Как назло, с этой стороны не было ни одного дома, только тёмная громада деревьев виднелась по левую руку. Видно, здесь редко ходили: тропинка была узкой и неровной, она то падала в глубокие лужи, то взлетала на насыпной вал, но Альфред заметил: никогда, ни перед каким препятствием дорожка не отдалялась от стен больше, чем на два шага, и так испуганно жалась к ним, что полковнику стало не по себе.
Читать дальше