Алексей Гурбатов - Детская шалость. Роман

Метрах в десяти от нас были отчётливо слышны взволнованные голоса небезразличных граждан, склонивших свои головы над тёмным предметом, лежащим на асфальте тротуара.

– Бабушка! – вспомнив, что кого-то не хватает, крикнул я и бросился к толпе. Славик последовал за мной.

– Разойдитесь, разойдитесь, – кричали мы и локтями распихивали сочувствующих.

– Бабушка! Бабушка! – кричал я, дёргая её за воротник пальто.

– Мальчик, не тормоши бабулю – ей спокойствие надо, – произнёс грубый мужской голос и поднял меня с колен.

– Дяденька, а что с ней? – сквозь слёзы спрашивал я поднявшего меня мужчину.

– Наверное, сердечко прихватило. Ты сам-то как? – ответил он и справился обо мне.

– Да он нормально, – заверил дяденьку Слава и в продолжение спросил:

– А что с нашей бабушкой будет?

– Сейчас «скорая» подъедет и врачи определят, – пояснила рядом стоящая женщина средних лет.

«Скорая помощь» подъехала как раз в тот момент, когда бабушка открыла глаза и увидела плачущего меня. Она с трудом приподнялась с асфальта и, взяв меня за руку, притянула к себе.

Я аккуратно обнял её за плечи и услышал в своём ухе негромкие слова, произнесённые бабушкой со всей нежностью, любовью и заботой: – Женечка, родненький мой, ты так меня напугал.

В больнице врачи определили диагноз и положили нашу бабулю в палату, предварительно напичкав её лекарственными препаратами.

Из медицинского учреждения нас забирали Славины родители, которым позвонила медицинская сестра по номеру телефона, сообщённого моим другом.

До выписки бабушки Тамары я жил у Славы дома, потому что мои родители снова были в отъезде.

Так, в результате моей шалости у бабушки случился первый инфаркт.

Школьные предметы мне давались легко. Легче, чем Славику. Мой друг только благодаря своему упорству и целеустремлённости учился с тройки на четвёрку, но в боксе тянул нас двоих.

На ринг нас ещё не выпускали, а вот спарринги в зале уже проводились. Моим постоянным партнёром был Славик. Только благодаря его подсказкам я грамотно выполнял все указания тренера. Сам же Слава был спортсменом, что называется от Бога. Тренер это видел, всё чаще и чаще ставя его в пример другим воспитанникам.

У меня складывалось впечатление, что мой друг сделан из железа. Как сильно бы я не попадал по нему, он всегда держал удар и не показывал вида, что ему больно.

Я никогда не видел его плачущим, и даже в тот трагический день Слава держал свои эмоции глубоко в себе.

Мы заканчивали второй класс. До летних каникул оставались считанные дни, и поэтому все наши (мои и Славика) взоры были устремлены в сторону спортивного лагеря, в который приглашались лучшие воспитанники СКА разных возрастов.

Мысль о том, что мы являемся лучшими в нашей группе, дарила радость, а майские солнечные лучи эту радость подогревали.

Мы с восторгом строили планы на лето и уже отчётливо видели, как песчаный берег Финского залива в местечке под названием Шапки открывает нам завесу тайн бокса.

Но поездка, увы, не состоялась.

У Славика не было ни бабушки, ни дедушки (погибли во время войны), а его родители (впрочем, как и мои) были постоянно в разъездах. Поэтому мой друг жил у нас, что устраивало всех.

Мои родители три дня назад вернулись из командировки, и вся их любовь обрушилась на нас, как горная лавина.

Когда три звонка расползлись по коммунальной квартире, оповещая всех жильцов, что к Пересвистуновым пришли, мы (я и Слава), под остроумные истории моих родителей складывали спортивные вещи в сумки-рюкзаки, готовясь к очередной тренировке по боксу.

Бабуля пошла открывать входную дверь.

В комнату вошёл «Берия» и поздоровался со всеми за руку.

Я обратил внимание, как начальник наших родителей смотрел на Славика во время их затянувшегося рукопожатия. Я отчётливо видел в его взгляде грусть и сострадание, которые «Берия» хотел выразить словами, но не мог. Он жестом попросил моих маму и папу следовать за ним, и родители тут же вышли из комнаты. – Ну вот! Не успели приехать домой, а этот «Берия» опять твоих предков кудато тянет, – недовольно произнёс Слава.

– И не говори, Славян! – поддержал я друга, но уже догадывался, что дело в другом и касается оно непосредственно Славы.

Я бы многое отдал, чтобы в тот момент оказаться неправым. Но…

В районе Автово, где мрачно зависли чёрные тучи над «красненьким» кладбищем, я навзрыд ревел, когда тела дяди Володи и тёти Светы в закрытых гробах опускали в могилы. Славик стоял рядом и обнимал меня левой рукой за плечи. Он скупо произносил: «Не реви!». Его глаза были сухими. И лишь нервно дёргающееся левое веко говорило о его сильнейших душевных переживаниях.