Надежда Васильева - Бесовы следки

Слегка хлопнув обитой дерматином дверью, супружница вместе с тарелкой исчезла в кухне.

Со стены, лязгнув, упал охотничий нож. Татьяна вздрогнула от неожиданности, нерешительно подняла его, погладила лосиную шерсть кожуха, прижала к щеке и повесила обратно. Дед в лесу без этого ножа не обходился. «Вот умру я, – однажды в больнице невесело пошутил он, – нож этот, ружьё и дом отцовский тебе откажу. Я уж об этом своей супружнице сказал…» – «Я тебе умру! – пригрозила она тогда ему. – Вот язык-то без костей! Трёкает не дело!.. Что ж, я зря семь лет медицине училась? На кой ляд она мне сдалась, если любимого деда не уберегу!» Не уберегла!!! Ах, Титыч! Милый мой дед! Как же это я так, а?

Вспомнилось, как Титыч брал их с мужем на отцовскую вотчину порыбачить, поохотиться, ягод побрать.

Отцовский дом Титыча стоял на самом берегу лесного озерка в одной из заброшенных карельских деревень. И сохранился лишь по той причине, что использовался под ночлег приезжими рыбаками да охотниками. До той безлюдной деревушки, в глуши соснового бора, добраться можно было только мотоциклом или вездеходом, потому как на дороге той сам чёрт ногу сломит. А деревня – сказка! Вдоль песчаной дороги берёзы, осины, клёны… Ягоды на смородиновых кустах, что прячутся среди крапивы, бурьяна, иван-чая, как вишни. Только попробуй доберись до них… Ядреные заросли, пожалуй, и верхового укроют с головой.

Сам дом срублен был основательно. Половицы в сенях из широченных плах. Где только и брали такие?! Русская печь, что занимала четверть избы, до сих пор топилась исправно. И даже в заколоченных ставнями окнах стекла в рамах уцелели. Из мебели сохранились, правда, только лавки да стол. Из посуды миски и чайник. Дед укладывался спать на печку, они с Анатолием на пол. Среди ночи дед, бывало, не раз подойдёт к ней и подоткнёт под сенной матрас старенькое одеяло, чтобы ей ненароком не надуло в спину. И от этих его заботливых прикосновений по всему телу разливалась сладостная нега… Эх, де-е-д!

А в сенях уже снова стал собираться народ.

– Кто это? – донесся до неё чей-то любопытный шёпот. – Дочка, что ли?

– Не-е-е, докторша, которая лечила…

– А чего это она так долго возле него сидит?

– Кто её знает…

Татьяна поняла, что время уходить. Тяжело поднялась, отозвала хозяйку в сторону.

– Анастасия Макаровна, не разрешите ли на память взять? – и кивком головы указала на нож, что висел на стене.

Та замялась.

– Э… дык… как дети решат… – И вдруг усмехнулась: – Сыновей двое. Им, поди, нужнее. Так что… не зн-а-ю. – А в бегающих глазах так и читалось: «Теперь уж не дед, а я буду решать, и вряд ли тебе здесь светит что, голубушка».

– Ясно! – выдохнула Татьяна. И, не прощаясь, вышла на крыльцо. Хотелось скорее глотнуть свежего воздуха. Горло сдавило так, словно перехватили его потными цепкими руками. Найда опять уткнулась носом ей в колени. А ей вдруг смертельно захотелось спать. Захотелось так, что стало подташнивать. Боже! Скорее бы коснуться головой подушки. Что это с ней? Только бы не упасть… Вот и их подъезд. Чёрт побери! Ей не подняться на пятый этаж… Неужели так опьянела с одной стопки? Все плывёт перед глазами!.. Ступеньки слились в одну серую ленту. Титыч! Милый! Я ведь так и не успела отвезти тебя на рыбалку. А ты просил тогда, в больнице… «Возьми меня, Татьяныч, с собой на рыбалку, ладно? Хоть пользы от меня теперь никакой, понимаю, да больно хочется ещё хоть раз на воду посмотреть…» «Дед! Милый! О чём разговор! Будь я – не я, если не отвезу тебя на озеро! Идти не сможешь – на руках понесу. Вот увидишь! Провалиться мне на этом месте!..»

Не провалилась!!! А его больше нет! Вот она, чёрная подстреленная птица… И снова в памяти, надрывая последние нервы, далеким эхом прозвучал родной голос: «Татьяныч!!!» Жуткое эхо это беспомощно металось внутри пятиэтажного каменного колодца, испуганно отскакивая от наглухо закрытых дверей: «Татьяныч!», «Татьяныч!», «Татьяныч!», пока, наконец, колокольчик дверного звонка не прервал этот, полный отчаяния, то ли крик, то ли шёпот.

Наутро вставать не хотелось. Болела голова, болела как-то необычно нудно. Даже трудно было открыть глаза… Боже! Что это?! Потёрла руками веки. Что за чертовщина?! Маришка!!! Доченька!!!

– Ну что ты, мам, так кричишь? – сонно отозвалась с постели та.

– У нас в комнате свет включён?

– Да-а… А что, выключить? Ты ещё спать будешь? Но Татьяна не ответила. Только бы не напугать всех… Слышала, как моется в ванной Анатолий, как пыхтит на кухне чайник, как позёвывает и потягивается на кровати Маришка… А перед глазами ничего, кроме чёрной стены!