Дмитрий Королёв - Беседы с Жоржем

Впереди я заметил полосу леса, подёрнутую дымкой. От непривычной тряски у меня слегка заболели ноги, спина и плечи – положительно, пора бы случиться событию, ведь армии нужны сражения. Лес приближался, но был ещё далёк.

– Знаете, коллега, – я обернулся в сторону г-на Павленко и махнул рукой в сторону деревьев, – меня гложет мучительная мысль: там, впереди, далеко ли до вашего дома?

Лицо Жоржа, посиневшее на ветру, было невозмутимым.

– Как бы вам объяснить… С одной стороны, до него за день, пожалуй, добраться можно, если задаться такой целью. С другой стороны, в настоящий момент мы и так в нём находимся. С третьей… поймите, некоторые вещи нельзя уразуметь со слов, к ним нужно прийти самому. Даже зная физику процесса, получив абстрактную формулу, описывающую ответ, не всегда можно сказать, что же это даёт на практике. – Кони начинают фыркать. Жорж, поглядывая вперёд на тревожные клубы тумана, продолжает говорить. – Представьте себе, на земле существуют миллионы книг. Нет ни малейшей надежды одному человеку одолеть их все. Даже отбрасывая заведомую макулатуру, можно с уверенностью констатировать, что человек – в данной плоскости – лишь только срез огромного дерева, он прочёл лишь пару шкафов университетской библиотеки. Под книгами здесь мы понимаем любой источник информации, а ведь она и есть, так сказать, causa efficiens 33 33 Побудительная причина (лат.). человека. Так вот, каждый из нас видит мир несколько по-своему, в соответствии с внутренним содержанием, человек состоит из книг. И воспринимаем новые сведения мы через призму старых взглядов, поэтому, с одной стороны, и понять до конца можно только на практике, и поделиться знанием можно только в теории. А уж смысл того, что видишь – вообще для каждого свой.

«Любопытно излагает», – мимолётно подумал я. Чего у Жоржа не отнять, так это наличия собственного мнения, часто весьма оригинального, по любому из вопросов, которые многих людей и вовсе не интересуют.

– В таком случае, – я пытался рассуждать, хотя пот заливал глаза, а снежинки, вздымаемые ветром, проникали под броню, – не следует ли изъять у населения всю наличную литературу, чтобы затем каждого индивида воспитывать универсально развитым, абсолютно совместимым с окружающими? Я не говорю о репрессиях, но есть же и неявные методы – бактерии, превращающие книги в труху, перевод на иные носители информации с превращением старых в ненужный хлам, телевидение, в конце концов…

– Но позвольте, коллега, вы совершенно забываете о необходимости структурирования общества, ведь аморфный социум невозможен. Затем, и в науке, и в труде необходима специализация. И, конечно же, принимая ваши фантазии, даже полное уничтожение всех библиотек поправит ситуацию лишь на весьма непродолжительное время: дело в том, что при нынешних оборотах тотального писательства, разбухания массы данных, возможен лишь один путь организации науки в широком смысле этого слова: только наподобие человеческого мозга, за этим будущее.

Туман перед нами густел; мы перешли на шаг. Затих ветер, кони двигались нехотя и пытались повернуть обратно. Я взялся за рукоять меча и слегка обнажил лезвие. Но перед нами враг так и не появился.

Впереди возвышалась огромная стена.

Не знаю, чем она казалась каждому из нас – возможно, кому-то она представлялась сложенной из камня или кирпича, кому-то – забором с колючей проволокой. Я отчего-то подумал, что мы подобрались к подножию необъятной чаши, от которой расползается туман, а внутри, вне всякого сомнения, дымится парагвайский чай, потоком пара вознося лишённые тяжести, обесцвеченные чаинки в небо.

– Вот и предел, – сказал Чучельник, и моя воображаемая чаша смешалась с туманом. Я встряхнулся и с лязгом вернул меч на место. Теперь мне виделось, что там, за дышащей стеной, над лесом кружат серебристые облака.

Прошло несколько недель. Дела, будто незримые жернова, перемалывали пространство дней без остатка, и всё, что меня с ним связывало, на время перестало существовать. Линия, утром пробегающая от квартиры до офиса через проспекты, перекрёстки и мосты, ближе к ночи возвращалась обратно, и если бы не твёрдость поверхности асфальта и неустанная работа снегоуборочных машин, то вполне могла бы образоваться хорошо наезженная колея. Жорж как-то звонил из Хитроу, говорил, что вынужден улаживать некоторые вопросы, но я был погружён в глубокую рекурсию непростого алгоритма, поэтому разговор вышел пустым. Страна, как наполненный пузырьками шампанского гражданин, шатаясь из стороны в сторону, удивлённо шагала сквозь новогодние праздники, щедро нанизанные подобно жемчугу на тонкую нить человеческой жизни.