Дмитрий Королёв - Вторая книга

© Дмитрий Королёв, 2018

ISBN 978-5-4493-9840-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Слово! Слово! – пытаясь привлечь внимание граждан и лиц с иностранными физиономиями, чуть не хватая их за рукав подобно нищему оборванцу, восклицал невысокий человек с взъерошенными волосами. Он выделялся среди прочих торговцев сувенирами – так, как отличается потёртый уличный кот от домашних, вышедших всего лишь только погулять. Однако не был он похож и на привокзальных попрошаек, чьё назойливое существование день за днём продлевается жалостью и мелкой монетой обывателей, да и одет он был вполне прилично. Удивителен был его взгляд: один глаз казался неподвижным и невыразительным, но другой! – как если бы среди бесцветных стекляшек повстречался настоящий бриллиант… – другой горел тёмным притягательным огнём, будто гипнотизируя толпу; и вот случайный прохожий, неуверенно замедляя шаг, повернулся в его сторону. – Скажите любое слово! – Заклинал глаз. – Любое имя существительное: предмет, понятие; что угодно, только без нарицательных. И без имён собственных. И…

Прохожий, выдернутый из людского потока, машинально приподнял руки, будто ища в воздухе опоры, затем всё же остановился, собрался и сказал: – Хорошо, хорошо. Моё слово – «слово».

Всклокоченный человек дёрнул плечом и забормотал: – Ага, интересно. Что же вам за толк в словах? Слушайте, вот:

У поэзии есть условие.

Подношу вам его на блюде я… —

Уголки рта у прохожего поползли вниз, брови изогнулись – но декламатору это не помешало будто подняться на ступеньку и торжественно заключить: —

Словоблудие – многословие.

Многословие – словоблудие.

Беззвучно сойдя с воображаемой ступени, он застыл в ожидании оваций. Слушатель молчал. Декламатор слегка поклонился, потёр ладони и попросил ещё какого-нибудь слова «для интерпретации».

– Индустриализация, – отозвался прохожий, очевидно, вспомнив мучения старины Синидского 1 1 Сочинитель ребусов из «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова. , при этом уже стоя перед современным факиром твёрдо и улыбаясь понимающей улыбкой.

Будто механический вычислительный аппарат, тот заклацал своими задвижками, храповиками и шестерёнками, сосредоточился и забормотал: – Так, индустриализация даёт нам технику, техника… это костыль человека в пожизненном забеге наперегонки с природой и собой, но таков порядок вещей, таков порядок… Ага, вот:

Когда бы в мире был порядок,

Ему, конечно, был бы рад я,

Но, думаю, не дольше дня.

Потом стошнило бы меня.

Он начал склоняться в театральном поклоне, но тут же остановил своё движение: ведь к объекту его внимания, глядите-ка, невесть откуда приближается посторонний объект, от которого ожидать можно чего угодно и, в особенности, чего не угодно – то есть, либо удвоения оперативного количества клиентов, либо, наоборот, его полного сокращения. Поэтому жонглёр словами переходит ко второй фазе своей операции.

– Господа! – восклицает он, – как видите, нет такого понятия, которое бы я не смог завернуть в четыре строчки и без промедления подать вам, как на блюде. Это значит, я гений! Только вспомните нашу эстраду: кто там? что там?.. Возьмите меня, вложите деньги, и они вернутся сторицей! Посмотрите, что у меня есть, – тут он зашевелил кладью на своём прилавке, – вот книжки – очень удобные, маленькие, в них четверостишия на все случаи жизни; вот компакт-диски – я пишу инструментальные пьесы; а вот ещё…

Первый слушатель склонил голову набок, пытаясь под наиболее удобным для него углом рассмотреть лоток с товарами, а второй, как-то сразу оценив ситуацию, молча потянулся к дискам, взял один с надписью «Винарский» от руки и вопросительно взглянул на автора. Винарский, он самый, проворно приговаривая: «занятные темы», «эксклюзив» и тому подобное, берёт диск, суёт его в проигрыватель с наушниками, потом спохватывается, жмёт на кнопки, встряхивает наушники, поправляет контакты; наконец, становится слышным тоненький писк музыки, заточённой в проводах. Винарский бормочет: – Эх, поменять бы мне этот проигрыватель на выигрыватель… – Потом оборачивается и вопрошает: – Ну, придумали новое слово? Только, я вас прошу, о жизни, о любви, со смыслом. Избавьте меня от производственных процессов, о них писать скучно, а вот о любви можно говорить бесконечно много, бесконечно долго, всю жизнь и дольше жизни…