Вячеслав Мунистер - Закат полуночного солнца

Именно в такое, тяжелое, как свинец, мрачное, как грозовое небо, и было положено начаться сей дивной оказии, которая, навсегда изменила жизни сотен тех, кто оказался, по стечению планиды, там, где быть не мог и представлять не собирался. Был поздний августовский вечер двадцать второго года. В летней резиденции какого-то профессора биологических наук, проходил уже ставший традиционным, согласованный, правда, лишенный всякого торжественного вида, но сохранивший интеллигентный вид – раут. Хотя нет, таким словом это трудно было назвать уже как год, по причине злободневной повестки дня и весьма невеселому тону мероприятия. Скорее это было похоже на консенсус врачей, которые с величайшей упорностью пытались разрешить вопрос о целесообразности мероприятий по спасению безнадежного и совершенно точно «агонизирующего больного», который имел весьма странное, как для «пациента» имя – Приамурский земной край.

Который, к слову, лишь месяц до этого имел иное звучание, хоть и весьма синонимичное. Если говорить более простым словом, то здесь, с периодичностью в неделю, а затем почти каждый вечером, как вы уже догадались, заседали учѐные мужа и светила различного рода и профессионального состава.

Хотя в большей массе это были уже повидавшие мир академики и профессора различных университетов, часть из которых была местными. Историки различных направлений, как восточных, так и западных, как и славянофилов, парочку мыслителей седовласых, ну и людей практических мыслительных способностей. Помимо сего контингента были люди творческие. Как же без них. В общем составе четыре десятка человек.

Тот вечер был прохладным, погода менялась в худшую сторону, впрочем, как и в любом другом месте матушки России. Это было «близко» и для жителей Европейской части государства Российского, которых здесь было немало, да и для сибиряков – с их суровым континентальным климатом. Хотя, замечу, днем еще было весьма замечательно. Однако вторая декада августа давала о себе знать. Вечер начался с выступления молодого человека – он играл на прекрасном пианино, стоявшем здесь, но ни разу еще не зазвучавшим ранее в присутствии гостей за все время встреч. Это был какой-то кадет, сын одного из новоявленных гостей, прибывших в этот день в эту обитель у моря.

Совершенно точно можно было назвать его выступление аккомпанирующим тому, что и стало повесткой этого вечера – а именно обсуждению весьма нелестного для присутствующих и всячески откладываемого для большинства, по сути своей, момента прощания с родиной. Эвакуация! Такое знакомое слово – но нет, и ей пришел конец. Крайняя, последняя. Владивосток постепенно, еще аккуратно, не так массово, но уже неостановимо стал овладевать дух поражения.

Иностранцев становилось все меньше. Все больше и больше кораблей уходило за горизонт, обреченных на невозвращение. Об этом и начали говорить, причем весьма задорно, активно, свойственным русскому человеку прямолинейностью, сойдясь на том, что все же, после тысяч реплик, сказанных ранее, были правы те, кто сказал, что война проиграна.

Вот такие наивные и добродушные люди были в стане этого кружка для остатков духа интеллигенции, выросшей на Тургеневе, Чехове, Толстом, работавшем бок о бок с Павловым и Вернадским. Такие здесь были.

Перемалывая очередные слухи о сроках сдачи региона, жернова русской мысли спешно перешептывались друг с другом о том, куда податься и как сделать это наилучшим образом. Однако все звучало это довольно нелепо, по наличию, вернее по отсутствию оных сведений. И здесь, в имеющий закулисный и деликатный, скорей даже характер разговорчиков, ворвался, достаточно дерзко, репликативный монолог некого господина, одетого не по сезону. Почему такой же? Об этом он поведал несколько поздней, сообщив, что передает в чуть ли не дословном виде указания приближенного к Михаилу Константиновичу (прим. – Дитерихсу), который как вы уже знаете, и был главным человечищем того мгновения судьбы, в этом ограниченном, локальном пространстве.

Одному из достойных сынов той, навеки мертвой, отчизны. Его судьба заслуживает отдельной книги. Он встал на импровизированную сцену, близ вышеуказанного музыкального инструмента и въедливо стал читать с бумаги текст незатейливого содержания, который, как было понятно по первым его предложениям, был шаблонным и человек решил не импровизировать, составил его, чтоб повторить десятки раз.

«Добрый вечер, дамы и господа. Я понимаю, что всех вас, хотя нет, прошу прощения, нас, сюда привѐл один интерес, который одинаково разделяем для каждого из присутствующих, лишенных иной почвы для размышлений, кроме одного. И вы прекрасно разумеете, о чем идет речь. Совершенно точно вы должны не пытать никаких иллюзий насчет тех подонков, которые осквернят и эту землю. И это произойдет сравнительно скоро. Я являюсь носителем, как собственного мнения, так и администрации земского края. Я пришел к вам, чтоб сообщить о том, что у вас есть всего лишь несколько недель. Эвакуация уже началась, и с каждым днем она будет набирать обороты. Я уведомляю вас о том, что вы должны определиться, все, без исключения, и записаться на нее. Оставляю вам письмо, направленное всем нам, от правительства. В нем содержится вся подробная информация.»