Игорь Павлов - Браслет Рангана

Лёнька согласно кивнул:

– Деда, а правда, ты не был там никогда с тех пор?

Лёгкий оттенок печали и даже недоумения окрасил серым слова Семёнова старшего:

– Нет, не довелось. Зону там поставили. Военные. Чтобы никто посторонний не лез. Вредные излучения какие-то нашли, говорят. И вообще, непонятно всё. А всё непонятное – пугает.

– Жалко. Интересно, наверное, – внук дипломатично постарался спрятать разочарование под бурные воды реки Чулымы.

Но дед, ухватив с воздуха подходящую мысль, довольно сильно хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

– А знаете что? На само место падения мы, возможно, и не попадём. А вот в Ванавару съездить можем! Там нынешний смотритель музея – сын моего старого друга Виталия Игнатьевича, – вздохнув, он добавил, – Скончался сам Виталий Игнатьевич. Два года назад. Он был один из нашей экспедиции, той самой, о которой я рассказывал.

Старик покосился на Андрейку:

– Тебя родители-то отпустят?

– А чего? Батя – на промысле. Их сейнер только к осени вернётся. А мама… в общем мачеха у меня. Ей до лампочки. Хоть на Марс, – белобрысый независимо сплюнул и отвернулся, чтобы скрыть плеснувшую зелёным в его голубоглазье застарелую печаль.

– Всё-таки, переговорить с ней надо, – Тарас Михайлович утвердительно кивнул головой, ставя ему одному понятную точку, – Хоть и недалеко до Ванавары, и самолёты туда летают, но лучше всё сделать, как положено.

– Деда, а что это Ванавара? И что за музей такой? – Лёнька уже не мог сдержать нетерпения, вполне понятного, если живёшь более чем три дня в такой заброшенной дыре как Энск.

– Ванавара? Сельцо небольшое на Подкаменной Тунгуске. Примерно в шестидесяти километрах от падения метеорита. А музей, это вообще-то частная инициатива. Виталий Игнатьевич сам его создавал – доставал экспонаты, фотографии, документы. Всё что имело отношение к Тунгусской трагедии. Так что по большому счёту, это, вроде, и не музей вовсе. Но от этого менее интересным он не становится. Так что? Нравится моё предложение?

– Ещё бы! Классная идея! – Неожиданно мальчишки выпалили эту фразу хором и, переглянувшись, засмеялись.

И тут по-таёжному наблюдательный Андрейка ловко подхватил одно из укреплённых в рогатках удилищ и закричал:

– О, клюёт, клюёт! Тарас Михайлович, на вашу!

Кто-то большой и гибкий, выбивал на поверхности воды симметричные и, такие милые сердцу рыбака, круги.

Временного ада нет. Он существовал и существует всегда, как предупреждение людям зла и предостережение тем, кто выбирает между совестью и оправданием. Но то горящее жерло, куда, вращаясь, проваливалась обугленная до черноты капсула, иначе как временным адом назвать было сложно. Временным, потому что любая катастрофа не длится вечно, даже самая глобальная, как библейский потоп.

Никогда ни один Сизиф бесконечно вкатывающий на гору камень, не испытал такой муки, которой подвергся Дайри в момент естественной и простой для человека потребности – открыть глаза. Казалось, что глазные яблоки превратились в два огненных раскалённых шарика прожигающих веки изнутри, и боль лучом бластера сверлила висок до кости.

Тайга пылала. Небольшая речушка, протекавшая примерно в пяти метрах от упавшей капсулы, напоминала собой шипящий гейзер. Огненные останки планирующих в неё деревьев взрывались кипящими фонтанами и методично старались зажечь воду, а та, в свою очередь, упрямо сопротивлялась. Дайри нечеловеческим усилием сорвал с себя мегашлем и ударил по тумблеру аварийной подачи кислорода. Тихий и в буквальном смысле животворный свист стал подтверждением того, что система работает. Следующее, что он сделал – сорвал мегашлем с головы Рангана. Лицо командира было багровым и неузнаваемым. Но дыхание прослушивалось. Спустя минуту или чуть более он, к великой радости астропилота, поднял веки и пошевелил губами.

Склонившись к самому его лицу, Дайри отчаянно прокричал:

– Командир! Мы на земле. Но надо уходить. Надвигается зона огня. Через пару часов здесь будет пекло.

– Я не смогу… – сиплые звуки были как пародия на чёткий и сильный голос Рангана, – у меня что-то с позвоночником. Ног не чувствую.

– Это ничего. Ничего… это от тормозного шока. Сейчас пройдёт… – совсем не замечая брызнувших так не вовремя слёз, астропилот настойчиво пытался усадить неподъёмное тело командира. Тот изо всех сил ёрзал, выражая искреннее желание как то помочь, но этим больше мешал, чем помогал товарищу. Наконец, видя всю бесплодность их попыток, Ранган мягко сжал рукой локоть молодого звездолётчика: