Игорь Павлов - Браслет Рангана

Чуть подёргивая старшего сына за локоть, мать торопливо отдавала последние инструкции:

– Как прилетите, сразу позвони, понял? Сразу, а не через месяц. Валентин! – она начинала сердиться, – Да сними ты свои глухосниматели! Почему всегда кричать приходится?

Любитель тяжелого рока снисходительно пробасил:

– Да позвоню, позвоню мам! Чего ты кипиш подымаешь?

– Что?

– Чего зря кипишишься, говорю?

Теперь она рассердилась уже по-настоящему:

– Ты что, по-человечески совсем разговаривать разучился? В этом своём «Дружбе Народов»? Или ты тренируешь диалекты союзных нам африканских государств?

Валентин терпеливо вздохнул:

– Ясно, троллинг… Да понятно всё, мама! Не волнуйся.

– Да как не волноваться, если ты балбес такой! – женская глава дома Семёновых испытывала сильное желание содрать у него с головы наушники и основательно их поутюжить подошвами летних теннисных туфель с пластмассовыми рубчиками.

Разговор второй пары был куда более спокоен и если и эмоционален, то очень закрыто, как это часто водится между настоящими мужчинами.

– Ты деда не стесняйся расспрашивать, – Дмитрий Тарасович наклонился почти к самому Лёнькиному уху, – он геолог с почти сорокалетним стажем. Много чего повидал. Он наоборот рад, когда его расспрашивают. И рыбалку обожает, хоть и рыбак не особо умелый. Понимаешь?

Сын по-взрослому, раздумчиво, кивнул:

– Да, пап. А ты приедешь?

– Не знаю брат. Постараюсь вырваться. Не от меня зависит.

– Приезжай, я по тебе скучать буду, – вот и конец наигранной взрослости. Голос предательски дрогнул, выдав юный мальчишеский возраст.

Улыбнувшись, отец ласково провёл ладонью по вихрастой голове:

– Не успеешь. Время быстро пройдёт. Ты и не заметишь.

Уткнувшись головой в грудь папы и набычившись, Леонид тихо, но явственно, проурчал:

– А я уже скучаю…

Смотреть в иллюминатор самолёта – очень интересно, особенно если ты не боишься высоты, а под тобой расстилается небрежно красивый, превращённый расстоянием в детскую игрушку, такой город, как Москва. Всё это так. Это работает, когда все вместе и нет провожающих. Но если далеко внизу тебе машут руками два самых любимых в твоей жизни человека, взгляд, отвергая все законы физики и разума, пытается различить их там, среди людского и машинного муравейника, обманывая плачущее сердце и душевную тревогу. Так ничего и не увидев, Лёнька огорчённо закрыл глаза и переключился на будущее. В этом будущем его ждал дед, которого он почти не помнил. Была романтическая тайга, новые знакомства и много-много всего интересного, особенно если ты мальчишка двенадцати с половиной лет, мечтатель и немного герой в душе, как и все твои сверстники.

Энск, как и ожидалось, являл собой прескучнейший провинциальный городок, затерянный в таёжном «море» на самом краю Красноярской области. Было совершенно непонятно, как можно прожить в подобном месте всю жизнь, и более того – не только прожить, а радоваться ей, находить удовольствие в безмолвии мрачноватой природы, диких, почти нетронутых цивилизацией ландшафтов, и надоедливом, бесконечном таёжном гнусе. Валентин, промаявшись пару дней, нашёл сто пятьдесят уважительных причин, почему ему надо в Москву и благополучно укатил. А Лёнька остался с дедом.

И дед оказался самым лучшим! Небольшой, немного ухватистый – он напоминал уменьшенную копию медведя из популярного мультика про Машу. Да и по характеру был добродушным, незлобивым и умным. Он легко вошёл в самую основу Лёнькиной души, причём ничего для этого специально не делая: не старался понравиться, не сюсюкал и не изображал из себя настоящего деда. Может поэтому им и оказался. Опытный человековед, Тарас Михайлович Семёнов, с самого начала распознал во внуке личность, угадал его пытливый и даже в чём-то не детский ум и правильно выстроил общение. Им сразу стало интересно вместе. Настолько интересно, что городской до мозга кости мальчик, полюбил северные ранние вставания, необходимые для удачного клёва на местной живописной реке Чулыме, говорливо пробивающей себе путь в этом забытом Богом краю. Вот и сегодня, почти не обращая внимания на разноцветные поплавки, они увлечённо и равноправно беседовали как два уважающих друг друга оппонента.

Шаг. Ещё шаг, ещё… И вот уже слова из глухого бормотания начинают обретать законченность формы, которая и называется лексикой.

– Страшно было конечно, – Тарас Михайлович задумчиво прочертил прутиком на влажном песке знак бесконечности, – сам подумай. Глухая тайга и вдруг, в одно мгновение – лунный кратер! Как на другой планете. Ну, или скорее видимость кратера, очень похоже…