Кирилл Шидловский - Здоровый, десятичасовой сон

На сегодня выбрали тропический климат. Было жарковато и влажно, но это не сильно мешалось, потому что в лаборатории было 22 градуса ровно. До обеда я ломал голову над тем, что поменять в составе таким образом, чтобы сократить инъекционный период. Таня в это время ставила различные эксперименты, выполняя то, что я ей напишу, чтобы выяснить реакцию сыворотки на это.

– Пап, последний опыт вообще бесполезным получился. +– 0.6% исследуемого параметра, а капля азотной кислоты убавляет почти процентов 15 от самого эффекта продления жизни, не знаю, зачем ты ее написал, было же очевидно, что из реакции с белком ничего хорошего не выйдет, – сказала Таня, высунувшись из лаборатории и показав свое лицо с черными кудряшками и сертифицированной коричневой кожей #23, которую мы не хотели ставить вместо ее симпатично-желтоватой при рождении, но правила есть правила. Всё-таки это могло кого-нибудь оскорбить. Она поблескивала в мою сторону таким же огоньком, какой сидит и в глазах ее матери, но Танин огонь пока что горит ярким, даже слегка неоновым цветом.

– Угу, поняяятно, – протянул я.

Я посмотрел в глаза деда в ламинированном кусочке газеты и тут меня осенило. Более не размышляя, я заменил ноль в строке «азотная кислота» на 0.09 мл, состав автоматически пересчитался для выпускаемого объема, и я отправил рецептуру сразу в центральный компьютер цеха, потому что папе свое решение я смогу объяснить, а дочке нет. Всё-таки люди слишком идеалисты первые шестьдесят лет.

Последнюю строчку я написал сам, но это же лишь интерпретация мыслей человека, которого я прожил за свой сон, так что ничего страшного, думаю. Идею для создания подобного дневника я получил вчера случайно. Я ехал в образовательный центр, потому что мне поставили группу с четверга на сегодня, и будто бы уснул. Надо еще отметить, что это был один из тех автобусов, в которых кожзамные, потертые сиденья, исцарапанные окошки, бежевые, протертые в середине поручни и передавать за проезд надо на выходе. Поэтому такой сон, когда не осознаешь до конца, бодрствуешь ты или нет, из-за того что очень часто просыпаешься, был еще обусловлен скоростью, шумом и авиационными наклонностями самого автобуса. Но время в таком состоянии идет очень быстро. Провалившись буквально на несколько минут в что-то внешне более похожее на коматозное состояние, чем на сон, я четко увидел свои руки, покрытые трудовыми мозолями, рукава холщовой тюремной робы и стол из дсп, на котором лежит несколько уже исписанных мной листков следующего содержания:

«Когда мне было 12 лет, я отбывал свое первое наказание за похоть и интерес. Мне пришлось мести граблями огромные, как мне тогда казалось, поля каштановых листьев»

«Не, слишком рано начал», – подумал я и плотно зарисовал написанное на вершине страницы.

«Моя биография начинается со сломанного в 15 лет носа, когда я заступился за практически незнакомую девушку и заработал красивую кровавую юшку, текущую честной рекой, а не просто капающую, и свой первый привод в полицию, причем по жалобе этой же девушки»

«Не, нихуя. Больно слезливо и далеко», – подумал я и вырвал страницу с корнем, за что услышал несколько не самых мирно-культурных замечаний от своего соседа, ведь сейчас была его очередь спать.

«Я сломался не так давно, в свои 19 лет. Я закончил тогда отдавать долг родине, так как из-за душевной тяги к щедрости и авантюризму не стал считать и выяснять кто, сколько и кому должен. И как у любого порядочного дембеля, у меня тестостерон плескался через край. Хотелось драться и трахаться. Поэтому перед тем как хорошенечко получить в уже начатый нос в темной подворотне за мобильный телефон, мы пошли в местную проститутошную. Проститутошную, потому что назвать это место борделем было бы слишком уж смело и роскошно. Это была хрущевка, где героиновые селянки ходили в застиранных халатах и прятались с тобой по комнатам, а иногда и кладовкам. Для меня это был первый опыт посещения такого места, поэтому я чуть подрастерялся тогда. Выбрал самую симпатичную из тех, что были, и она повела меня в комнату с кроватью, на которой совсем не случайно были черные простыни. Помимо кровати там стояли стул с высокой спинкой и кофейный столик, на котором стоял работающий ноутбук.

Не зная, как, эм, начать, я говорю ей взять в рот. Когда чувствую щеку, закрываю глаза от удовольствия. А открываю их минуты через две от того, что слышу какие-то посторонние звуки. Всматриваюсь, а на экране ноутбука мальчик лет восьми-десяти в мониторных наушниках разговаривает с этой женщиной. Отчитывается о количестве сданных домашних работ, пока мой член скользит у нее между щек. Естественно, я вынимаю, оставляя характерную нитку слюны на подбородке и с невероятным удивлением и какими-то вопросительными выкриками смотрю на нее. Она же буквально секунду смотрит на меня, пожимает плечами, вытирает подбородок и, как ни в чем не бывало, продолжает разговаривать с мальчиком про оценки в школе. Не надо, думаю, говорить, что по носу я тогда получил в объяснимо расстроенных чувствах.»