Артур Кангин: ЗАПИСКИ PLAYBOЯ

Я не выдержал и открыл глаза.

Гейша держала в руках какой-то неизвестный, похожий на мандолину инструмент.

Сочный аккорд из русских народных песен.

Девушка пустилась в пляс.

Точеные ножки озорно стучали по тростниковой циновке.

В карих, продолговатых, приподнятых как у кошки, глазах отражалась янтарная луна.

Тук-тук-тук! Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!

Стучали пяточки японки прямо перед моим носом.

О, это было выше моих сил!

– Милая, ну иди же ко мне! – заскрипел я зубами.

Сакура не заставила себя ждать.

Вы когда-нибудь спали с молодыми, розовощекими японками?

Нет?!

Значит, вы вообще не спали с женщинами, и до седых волос дожили девственником.

Вы торопливо толкуете о кореянках, монголках и мадьярках?

А я вам авторитетно говорю – это не то! Совершенно!

Ладно мадьярки. Допустим. Но монголки и кореянки?

Смешно, господа!

Мало того, что Сакура на зубок знала все позиции Камасутры, она еще в каждую позицию вносила свою изюминку и выполняла ее с блеском, присущим только особо одаренным гейшам.

Да, Небо соединилось с Землей. Инь и ян. А потом на Цветущие Ветви Вишни обрушился благодатный дождь.

О, как мы кричали!

В эту ночь даже восьмидесятилетний император Хурахито вдруг почему-то, словно уловив эротические флюиды, воспрял, и экстренно вызвал к себе всех своих наложниц. Даже престарелых!

– Сакура, родная, – рассматривал я свою кралю в медовом свете японской луны. – Неужели у вас все такие?

– Не знаю, – смежила, как крылья бабочки, реснички Сакура. – Но я – такая! Нравлюсь?!

В ответ я лишь по инерции страсти заскрипел зубами.

3.

На следующий день я с утроенной энергией облазил весь вулкан Фудзияма. Тщательно проколол его во многих местах стальным стеком-щупом с набалдашником из медвежьей кости.

Опасения императора Хурахито оказались напрасны.

Парочку годков вулкан еще поспит, постоит под паром.

Спускаясь с отрога вулкана, я встретил юношу с самурайским мечом за поясом.

Японец злобно зыркнул на меня и сплюнул в сторону.

– Кто он такой? – спросил я у одноглазого, с зеленовато-седой косичкой, меняльщика йен на баксы.

– Хакиро-Сан, – хитро прищурил лисий глаз меняльщик. – Ухажер Сакуры-Сан.

– Что-то он психует?!

– Еще бы! После того как к нам приехал какой-то русский с репутацией мартовского кота, Хакиро-Сан не находит себе места.

– Чего же он хочет?

– Убить поганого русского, а потом сделать себе харакири.

– Да, это просто маньяк какой-то!

– На его месте я бы поступил точно так же! – весело подмигнул меняльщик.

– Вы хотите меня убить?

Японец опешил:

– Почему именно вас?

– Это так… К слову.

Я тщательно вытер стальной стек-щуп об изумрудную траву газона и, непрестанно оглядываясь, пошел в свое пристанище, императорский дворец для приезжих.

4.

Эту ночь спалось исключительно плохо.

Не помогла даже увлекательная игра в маджонг и страстные ласки Сакуры-Сан.

Глубоко за полночь, предчувствуя что-то недоброе, я перебрался из спальни в умывальную комнату и прилег на циновку рядом с медным тазом.

Стояла оглушительная тишина.

Лишь тревожно гукали японские совы.

Апрельский ветер нес в крошечное оконце под потолком живительную прохладу и лепестки цветков сакуры.

Не только!

Не только лепестки и прохладу…

Если бы всё ограничилось только этим.

Вдруг в это оконце с феноменальной пластичностью кто-то протиснулся и барсом подпрыгнул к моей постели.

Меня в ней не было!

Я как предчувствовал.

Напрошенный гость выхватил из-за кушака кривой обоюдоострый самурайский меч и принялся безжалостно рубить мое ложе.

– Умри! – закричал пришелец.

Прижав к себе, как римский щит, медный таз, я зорко затаился в умывальной комнате.

Сакура-Сан включила ночник.

И что мы увидели?

Точнее – кого?

Хакиро-Сана с блуждающей улыбкой на вспененных губах.

Моя порожняя циновка оказалась изрубленной в клочья.

Задарма пропал труд доброго десятка несчастных старушек-циновщиц.

Безобразие!

Такое неуважение к чужой работе!

Мало того, нарушен был ночной сон.

Холодная медь придала моим рассуждениям уверенность и даже отважность.

Сакура-Сан вскочила на изящные ножки и залепила Хакиро-Сану звонкую пощечину.

– Что ты наделал, Хакиро?

– Где он?

– Нет, что ты наделал?! Я первая спросила!

Юноша чуть не плакал:

– Я все равно убью его!

Тут, прикрывая срамное место тазом, вышел и я: