Андрей Брыксенков - Железная гиена. Прощай «Ворон»

К огорчению Барсукова, товарищи его шутку не оценили.

Они порекомендовали ему убрать это художество до прихода Клюева. Барсуков поплелся за растворителем, но смыть краску не успел: прибыл Клюев. Время было обеденное. Офицеры собрались в кают-компании. Туда же вскоре ввалился и горе моделист с «Гиеной» в руках. Он был сама злость.

– Кто испохабил мою работу? – прохрипел Клюев.

Со стула поднялся Барсуков:

– Это моя дурь, Володя. Да ты не волнуйся. Я сейчас же все смою.

По всему было видно, что Клюева сдерживает присутствие офицеров и вестовых. Если бы не они, получил бы Барсуков чувствительный удар «Гиеной» по черепушке. Клюев крепко выругался и вышел из кают-компании. Следом за ним вышел и Барсуков: есть ему расхотелось.

Вечером в каюту Барсукова заявился с бутылкой коньяка обиженный артиллерист:

– Алексей, я мириться пришел. Извини, погорячился.

– А мы и не воевали. Я просто дурака свалял с этой «Гиеной».

Моряки уселись за стол, откупорили бутылку, и начался мужской разговор:

– Сорвался. Понимаешь, накопилось. И гибель моего расчета. Они все как один передо мной стоят и как бы укоряют за то что я их бросил в последнюю минуту. И измена жены. И смерть мамы. И бесперспективность службы, и гадкое существование. И последняя капля —«Гиена».

– Да я понимаю.

– Ты знаешь у меня часто возникает желание сойти с трапа и идти, и идти, куда глаза глядят, хоть в тайгу, хоть в пустыню только бы не видеть этого корабля. И любого другого корабля тоже.

– Это нервы Володя. Попей недельку валерьянки. Отпустит.

– Нет, Леша, не отпустит. На железе не жизнь. Ничего не видишь, ни с кем не встречаешься.

– Так ты ж сам на берег не сходишь. – А, что там делать? Пойти в «Севастополь» и напиться?

– Ну это другой вопрос. Были бы интересы, а что делать найдется. Коньяк подействовал. Постепенно напряженность сошла с лица артиллериста. Разговор перетек на более приятные темы.

Уходя, Клюев уточнил:

– Ну так как? Мир?

– На век! Между прочим, чем тебе гиена не понравилась?

– Неприятный зверь. Падальщик и воняет.

– А ты знаешь, что одного из «зверьков"*, построенного в Комсомольске-на-Амуре, окрестили «Гиеной». Правда, служил он мало. Больше был в отстое.

Клюев ушел, а Барсуков подумал: «Нет для кораблей ни хороших, ни плохих имен. Все они непредсказуемые.

До чего ж верно сказано в песне про море и горе.» Конечно, юные морячки-курсанты грезят о морских просторах, о блестящей карьере, поскольку море – это таинственная и романтичная субстанция. которая манила и всегда будет манить неравнодушные к жизни души.

_________________________

*«Зверьками» на флоте называли сторожевые корабли проекта 50 из-за «зверских» имен, присвоенных их первым экземплярам: «Рысь», «Гепард», «Росомаха», «Леопард» и т. п. Относился к «зверькам» и «Ворон», хотя был «птицей».

Матросы пили всегда. И гражданские, и военные. По этому поводу во флотском фольклоре полно баек и анекдотов. Флотское начальство смотрело на эту матросскую слабость довольно индифферентно. Правда, про одного адмирала ходил сюжет, что он наказывал напившегося моряка, но только в том случае, если тот рухнул на землю и лежал без чувств головой от корабля. При этом заслуженный флотоводец заявлял: «Сбежать хотел мерзавец!»

Но всё это было раньше, ещё при царе Косаре. Может быть и сейчас в разных там Натах тоже за пьянство не снимают с матроса стружку. Но только не в ВМФ СССР!

Почему-то политработники так обустроили обстановку, что пьянство на флоте стало считаться самым смертным грехом. За случаи распития матросами спиртных напитков корабль лишался звания «лучший», получал минусы в социалистическом соревнование, командир корабля терял в репутации.

Наверное потому политики заостряли внимание на выпивке, что советского матроса больше наказывать было не за что. Он был подтянут, дисциплинирован. Чётко знал и исполнял свои обязанности. Заведение содержал в идеальном состоянии. Но вот выпить любил.

И ещё любил женщин. Действительно, на суровом железе, при четком распорядке дня, при виде одних и тех же физиономий у моряка возникало естественное желание получить порцию теплоты, возмечтать о близости с женщиной. Такие порывы решительно порицались блюстителями нравственности, в роли которых выступали всё те же замполиты.