Антон Алеев - Тысяча и один гром

Пообещав вернуться на следующий год и непременно к ним же, мы обнялись с дядей Петей и вышли за калитку.

Галина Васильевна махала нам рукой.

Мы пошли по тротуару в направлении автобусной остановки, рядом трусил флегматичный Суслик.

– Надеюсь, он с нами до аэропорта не поедет? – обеспокоилась мама.

Но тут Галина Васильевна зычно позвала из-за ограды:

– Шустрик! А ну-ка, домой немедленно!

Мы недоумённо переглянулись, а собака остановилась и прислушалась.

– Шустрик! Я кому сказала! – повторила хозяйка.

Пёс виновато посмотрел на нас, повернулся и неторопливо побежал обратно.

– Шустрик? – непонимающе повторила мама. – Какой ещё Шустрик?

– Шустрик… – задумчиво протянул отец. – Шустрик… Суслик… Шустрик!

Тут наконец-то до нас дошёл весь смысл происходящего, и обнажилась страшная правда.

Бедный пёс. Ведь для нас он весь отпуск был Сусликом!

Тогда мы начали смеяться и смеялись очень долго, на остановке, по пути в аэропорт, в самолёте, уже дома, по приезду. А больше всего веселились почему-то зимой, потому что среди мороза и снега было особенно приятно вспоминать эту историю.

Верхотурье. Город на севере Свердловской области (в трёхстах километрах вверх от Екатеринбурга). В те времена, когда я бывал там в своём детстве, его провинциальная сущность сразу же бросалась в глаза. Тротуары в городе были из настеленных досок, а частные дома резными ставнями выдавали своё дореволюционное происхождение. В некоторых местах там было потрясающе красиво. Например, если смотреть с берега Туры, спустившись к ней с улицы, где жила моя бабушка Аня (мать отца), то можно было увидеть на повороте реки высокую скалу, на вершине которой стоял старинный кремль. Со скалы на другой берег тянулся длиннющий верёвочный мост. В Верхотурье были (и есть) и другие монастыри, в советскую эпоху они использовались стандартно – в них располагались исправительные колонии.

Природа тех мест тоже была соответствующая. Тёмные густые леса по ту сторону Туры, прозрачный воздух и необыкновенный запах свежести, расплескиваемый ветром от бегущей волны.

Ну и сама река была великолепна. Я всегда любил смотреть на текущую воду, но тут её движение завораживало. Тура была двулика, она могла пребывать либо в полноводном бурном состоянии, либо в обмелевшем и обессилившем. В перовом случае она могуче шуршала у ног, заманивая крутыми водоворотами, а во втором – словно стыдливо прикрывала свою наготу лужами и небольшими разливами. Зависело это от того, работают или нет турбины гидроэлектростанции, расположенной выше по течению.

Одно из развлечений ребятни, да и некоторых взрослых, как раз было связано с этим. Нужно было лишь поймать момент, когда турбины выключали, и ГЭС становилась просто водной плотиной. Река ниже по течению постепенно опадала, истончалась, из-под воды показывались верхушки огромных, отполированных за века, валунов. Через пару часов можно было наблюдать фигурки людей, бродящих в облысевшем русле между камнями и шарящими в лужах руками. Они искали зазевавшуюся рыбу. Когда спадала вода, в таких лужах могли оставаться рыбёшки, чаще мелочёвка, но иногда бывали и исключения. Так, дядя Витя с посёлка Фура утверждал, что его племянник однажды поймал в обмелевшей Туре руками пятикилограммовую нельму. Фотографического подтверждения трофея, конечно, не было (в те времена фотоаппараты были редкостью), но дядя Витя бил себя в грудь и клялся своими татуировками, что, в принципе, было эквивалентно.

Когда я на летних каникулах приезжал с отцом в Верхотурье, мы ходили на рыбалку каждый день.

По большой воде в Туре клевал в основном пескарь. Попадался чебак, ёрш, мелкий окунь. Но наиболее интересной была, конечно, рыбалка возле самой ГЭС в глубокой яме сразу после плотины, именно там, куда вплёскивались сумасшедшие водные буруны после турбин. Когда ГЭС стояла, вода образовывала там почти круглое озеро. Рыбачить можно было либо с основного берега, либо перейти ниже по течению по валунам и подобраться к «озеру» с противоположной стороны. Но самое козырное место было на так называемом «быку». «Быком» звался бетонный выступ с отвесными стенами, который врезался в акваторию перпендикулярно плотине и как бы разрезал «озеро». «Бык» был длиной метра четыре, а шириной всего-то с метр. Он высоко вздымался над водой; чтобы рыбачить с него, нужно было опускать удилище почти вертикально вниз и даже тогда поплавок едва-едва доставал до поверхности воды. А пробраться на него можно было только с верхней галереи, тянущейся вдоль плотины. Пройдя по ней, нужно было перелезть через металлическую ограду и спрыгнуть на «бык» с метрового уступа. И всё это нужно было проделать на приличной высоте! К тому же, всегда был шанс навернуться с самого «быка», так как ширина выступа была уж очень маленькой, а когда клюёт рыба, сами понимаете, всякое бывает.