Антон Алеев (Алексеев) - Подорожная вечности

Поплавок слабо шевельнулся и замер. Виктор даже вздрогнул от неожиданности — он так внимательно смотрел на воду, что задумался. По глади озера пробежала мелкая рябь. Виктор встряхнулся, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Поплавок больше признаков жизни не подавал, явно издеваясь над рыболовом.

Виктор начал злиться, почему–то именно сегодня чертовски хотелось ухи. И время для клева было вполне подходящим. Он машинально посмотрел наверх, на небо над озером, и привычно натолкнулся взглядом на твердь прозрачного купола. И на красно–фиолетовые сполохи за ним. Точно такие же, как вчера. Солнца Виктор не видел уже двенадцать дней и очень сомневался, что увидит его когда–нибудь снова. Смена дня и ночи в его новом мирке происходила теперь по совершенно неведомым ему законам.

Он решил посидеть еще с полчасика и, если карась не пойдет, идти «на панораму». Так он для себя прозвал место метрах в тридцати на восток от его дачного домика, у самой стены купола. Он расчистил там от хлама пятачок земли, водрузил огромный древний стул, напоминающий трон, и усаживался на нем каждый вечер понаблюдать за миром. При желании он мог прислониться лбом к слегка вогнутой поверхности купола и смотреть сквозь нее, даже если прозрачный материал искажал черты мира. Это было не столь важно. Хотя чаще он просто сидел, расслабленно откинувшись на спинку, и с болезненным очарованием наблюдал за тем, что происходило снаружи. Там бушевали настоящие стихии. Почерневшая, затянутая болезненной коркой растрескавшаяся земля подставляла свои бока под безумные протуберанцы и смечи серой пыли. В мглистом багровом или иссиня–фиолетовом мареве происходили катаклизмы ураганов, обломки и обрывки неизвестно чего проносились с огромной скоростью, спутываясь в причудливые и гротескные фигуры. Облака, свинцовые до черноты, мчались вверху с совершенно нереальной скоростью, раскачивая этот мир набок. Это фантастическое зрелище поначалу вызывало у Виктора легкое головокружение, пока он не научился абстрагироваться от «панорамы», как бы одновременно находясь в том, что он помнил об этой земле, и тем, чем осознавал себя сейчас.

…В тот день он приехал на дачу под вечер, после работы. Старенький «жигуленок» обессилено замолк у неказистого домика. Виктор выбрался из машины, потянулся, распрямляя затекшие от сидения плечи. Воздух, казалось, не колышется. Приятный запах трав царил вокруг. Виктор улыбнулся и неторопливо двинулся к дому, слегка опьяненный непривычной тишиной. Смолкло все. Звуки пропали, но это молчание не напоминало предгрозовое затишье. Это было по–другому.

Вспышка настигла его где–то на полпути. Она была настолько яркой, что Виктор даже присел, как от удара. Блеск, обрушившийся на него, был таким же сильным, как и коротким. Яркий, словно электрический, режущий свет пропал, оставив после себя темную мглу. Будто мгновенно время перенеслось на несколько часов вперед, и наступили глубокие сумерки. Виктор боязливо посмотрел по сторонам. И увидел.

В стороне города, далеко–далеко, сквозь спустившуюся мглу — светло–алый конус исполинских масштабов. Он рос вверх, одновременно утончаясь. Исходящие от него смутные пыльные круги, как от камня брошенного в пруд, двигались от эпицентра. Светлый конус померк, и на его месте обрисовался новый контур, болезненно и узнаваемо превращающийся в большой пепельно–дымный гриб.

Виктор не успел подумать ни о чем. Какая–то паническая мысль пульсировала у него в височной жилке, но как–то не по–настоящему, по–детски.

Он увидел движение: со скоростью истребителя к нему приближается мутная стена, круша все на своем пути — еще секунда, и она сметет его, как даже не песчинку, как атом, частицу глупой материи.

В тот момент, когда это неминуемо должно было случиться, перед Виктором словно вырос экран. Огненная клубящаяся волна натолкнулась вдруг на препятствие, обволакивая его, как морская гладь огибает нос корабля. Но Виктор видел, он смотрел, не в силах оторваться, как бешеная стена смерти обходит почему–то его стороной, оставляя его в центре вселенского пиротехнического спецэффекта… Через какое–то время пришел звук. Гул, переходящий вначале в грохот, а потом в какофонию запредельного писка, невыносимого, разрезающего слух напополам. Виктор судорожно закрыл ладонями уши и, согнувшись, в позе младенца рухнул на зеленую траву.