Антон Алеев - Тысяча и один гром

Зелёный – красивый цвет. Это цвет лета, он приносит какое-то странное умиротворение, которое ты испытываешь кратковременно, лишь для того, чтобы через несколько секунд снова вскочить и помчаться к удочке. На песчаной косе, где мы ловили с отцом чебака, уже успели появиться пучки тонкой изумрудной травы, лето было в самом разгаре. Странно, но я почему-то уверен, что у тех чебаков была спинка с бирюзовым отливом. Впрочем, может это была просто игра света, отразившийся от зелёной травы луч.

Чебаки были здоровенные и жирнющие.

Что любопытно, клевали они исключительно на тесто. Очень редко хватали на хлеб. А на шарик из теста брали – будь здоров! Условия для ловли были просто идеальные. Бухта на внутренней части косы, слабенькое течение, безветрие. Самый обычный поплавок. Уверенная поклёвка и отчаянная борьба, как будто на крючке не двести-триста-граммовая рыбка, а внушительный трофей.

«Сдал» нам это место мой одноклубник по секции футбола. Он же дал подробные инструкции. Чебак клевал там только на рассвете, поэтому надо было добираться до места с первыми лучами солнца. Но был один нюанс. Территория у входа на косу принадлежала лодочной станции. И, как и положено, она была огорожена забором. Днём доступ туда был свободным, но вот ночью и ранним утром… Ворота, естественно запирались на замок. Но это была не главная проблема. В заборе, как в большинстве заборов того времени, был секретный лаз, поэтому пробраться на территорию было делом исключительно ловкости. Но вот дальше… На лодочной станции жил сторожевой пёс. Ну как пёс – волкодав! Обычно он сидел на цепи даже ночью, но иногда, по словам Серёги, его отвязывали. Поэтому, говорил мой друг, ужасно округляя глаза, эта баскервиля там по ограде может шататься туда-сюда!

Было обидно. Казалось, заманчивое поначалу предприятие, рушится на глазах.

Но, продолжал Сергей, у этой твари есть слабость.

Угасшая надежда тут же снова вспыхнула в моей душе.

– Колбаса! – сказал Серёга страшным голосом и огляделся, выясняя, не подслушивает ли нас кто-нибудь.

– Колбаса? – переспросил я шёпотом.

– Да, только она должна быть вкусная!..

Сергей приобнял меня и зашептал в ухо, зыркая подозрительно по сторонам:

– Крошишь псине и пока она жрёт, пробираешься вглубь. Когда она слопает и снова к тебе побежит, ты опять крошишь! И так до калитки на другой стороне. А после калитки уже коса, а собака останется за оградой! И ей хорошо и тебе!

Я, конечно, немного засомневался, действительно ли после этих всех процедур мне будет так хорошо, как это постулирует мой друг, тем более, что сценарий, нарисованный им, был не совсем однозначным. Но… Желание половить чебака перевесило!

Отец, который тоже мечтал о чебаковой охоте, отнёсся к моему рассказу со всей серьёзностью.

– В общем, ты будешь тогда отгонять её удочкой, – сказал он, – пока я буду крошить.

По дороге к лодочной станции я несколько раз обшаривал рюкзак, проверяя, не забыли ли мы батон колбасы, не вывалился ли он по дороге и тому подобное.

В этот раз ночь была не совсем тёмной. Луна стыдливо вышла из-за туч, правда, была какой-то бледной. Её свет вяло падал на окружающий ландшафт, навевая зловещую тоску. Чудилось, ещё чуть-чуть, и мы услышим заунывный собачий вой.

Секретный лаз, который вёл днём себя вполне прилично, в темноте начал цеплялся неожиданной проволокой, пришлось продираться сквозь неё, как через лианы. Но вскоре мы всё же очутились за периметром. Мы с отцом стояли, прислушиваясь и озираясь. В мертвенном свете луны блестели крыши лодочных сараев, почему-то скрюченные деревья, остовы полуразобранных катеров. Собаки нигде видно не было. В одной руке отец держал наготове колбасу, в другой у него тускло отсвечивал перочинный нож.

Мы, крадучись, принялись пробираться по территории.

Всё было бы неплохо, если бы я не умудрился запнуться о стальной трос, невидимо натянутый по земле. Скорее всего, по этому тросу и бегал волкодав на цепи. Раздался металлический звяк. Мы с отцом замерли.

Откуда-то из темноты донёсся неопределённый шум, похожий на звук сминаемого кем-то шуршащего материала.

Отец принялся лихорадочно крошить батон колбасы, нож был тупой, поэтому куски получались огромными и рваными, будто бы он собирался кормить ими тигра.

Кто-то определённо к нам приближался. Неподалёку уже гнулись берёзки, и слышалось тяжёлое дыхание зверя.

Мы бросились прочь, забежали за перевёрнутый килем вверх катер и сели на корточки, прислонившись спиной к шершавому боку посудины.