– Посмотрим, – сказал Белов и ушёл в ночь, не попрощавшись. За ним нырнул в ночь и Карачаров.
***
Мы были в командировке на съёмках в Узбекистане. Наш эшелон стоял на запасном пути станции Бухара-товарная. Шёл второй месяц нашего пребывания в Средней Азии.
Когда они добрались до своего вагона, стол был накрыт. Отсвечивали розовые ломтики конской колбасы, матовым светом переливались открытые консервы, свежестью и каплями воды кучерявилась зелень.
Их обступили.
– Принесли?
– Сколько?
– Не палёная?
Белов молча достал бутылки и поставил на стол. Все радостно засуетились. Водку разлили по алюминиевым кружкам.
– Братва, ну, за дембель!
– Вздрогнули!
– Все там будем!
Все выпили.
Маленький Сысоев скривился, отщипнул кусочек чёрного хлеба, положил на него кружок лука и смачно зажевал. По лицу его разлилось неземное блаженство.
– Дембель в мае – про..ли, в декабре – не про..бем! – продекламировал он и откинулся на лавку.
– Так, у кого тут уже дембель? – в дверном проёме неожиданно появился дежурный по эшелону капитан Груздев.
Его сильно штормило. Чтобы не упасть, он ухватился за край койки. Возникла немая сцена. Груздев застыл с немигающим взглядом, ошарашено оглядывая застолье. Взгляд его упёрся в бутылки. Такое выражение лица бывает у пьяницы, уронившего на асфальт бутылку водки, с хрустальным звоном разлетевшуюся на миллион бриллиантовых брызг. Сознание категорически отказывается воспринимать полученную информацию. Зрительный образ есть, а мозг его не обрабатывает. Однако множественные бутылки на столе не оставляли Груздеву шансов.
– Встать! – Груздев наконец очнулся и включил голосовую сирену. – Встать, ублюдки!
Все нехотя поднялись. Стоять с откинутыми полками было неудобно, и солдаты были похожи на знаки вопроса. Остался сидеть один Белов. Он с интересом, не мигая, смотрел на Груздева.
– Товарищ сержант, а вас команда офицера не касается?! – Груздев воззрился на Белова и неожиданно икнул.
Все заржали. Это привело капитана в бешенство.
– Отставить смех! – заорал Груздев. – Сержант Белов, встать!
Белов ухмыльнулся, посмотрел в окно, потом повернулся к капитану и, тщательно выговаривая слова, спокойно сказал:
– Товарищ капитан, мне кажется, вы отдаёте команду не по уставу.
Лицо Груздева побелело от охватившего его гнева.
– Ты что, бл…, щенок, будешь учить меня приказы отдавать?! В штрафбат захотел? Да я тебя на губе сгною, ты у меня в параше утонешь, да я тебя…
Белов отвернулся и спокойно смотрел в окно. За окном расстилалась безразличная пустыня.
– Ах ты, сука! – Груздев оттолкнул ближайшего солдата, подскочил к Белову и рывком поднял его на ноги, держа за грудки. Тонкий, стройный Белов смотрелся в могучих руках Груздева как изящный фужер с шампанским. Вот только держал его капитан не так бережно, как держат шампанское.
– Руки отпустил, – прохрипел Белов. Лицо его было спокойным, что придавало картине некую абсурдность. Только на виске часто-часто пульсировала жилка.
– Ублюдок, я тебя заставлю родину любить, – Груздев отшвырнул Белова в угол полки, схватил початую бутылку водки и стал лить на голову, лицо и грудь Белова, приговаривая при этом: – Пей, мразь, свою водку, пей, мало тебе, вот тебе ещё, вот ещё, ещё…
И тут произошло нечто удивительное. В первый момент никто даже не понял, что случилось. Впоследствии Сысоев утверждал, что видел искры, но его версию никто не поддержал. На самом деле никто просто ничего не успел увидеть.
Массивный Груздев, как в замедленном кино, вдруг неуклюже выгнулся назад, на мгновение завис в неудобной позе, попытался что-то поймать в воздухе, после чего закатил глаза и тяжело рухнул навзничь в проход между полками. Худенький, изящный Белов встал, брезгливо отряхнул форму, потер руку, перешагнул через валяющегося капитана и вышел вон.
***
Потом всё было не так кинематографично. Белова поймали несколько офицеров, хотя он никуда и не убегал, а сидел на ступеньках вагона и курил. Его били. Особенно старался Груздев с огромным синим фингалом под глазом. Он был очень сильно пьян и уже почти не мог стоять на ногах, товарищи по оружию держали его, чтобы он мог дотянуться до Белова. Потом Белов сидел на губе, устроенной в одном из тамбуров поезда. Сидел десять суток. На хлебе и воде. Но каждый день у него были белый хлеб, масло, сахар, колбаса.
Потом командировка кончилась, и все вернулись в полк.
Читать дальше