Татьяна Герден - Стрекоза. Книга первая

Берта Филипповна в свои тридцать девять лет носила дочку очень тяжело, как делала и всё остальное, связанное с практической жизнью, – тяжело дышала, тяжело болела и тяжело переносила сложности быта и ведения домашнего хозяйства. До и особенно после рождения Людвики к Берте приходилось часто вызывать доктора, а то и карету скорой помощи, мерить давление, считать пульс, прикладывать то горячие, то холодные примочки к вискам и затылку, поить каплями и настойками и посылать студентов в аптеку за лекарствами, неизменно приземлявшимися на старине Blüthner`е.

От лекарств исходил сильный бороментоловый запах, и с тех пор музыка у Витольда Генриховича всегда ассоциировалась с аптеками и лекарствами – когда он глотал таблетки, ему слышались мотивы из Бертиных музыкальных пьес, а когда он слушал по радио концертные программы, ему хотелось поскорее выпить аспирину, что раздражало и одновременно очень забавляло его.

Берта Филипповна часто хандрила, особенно на последних месяцах беременности, и, чтобы унять тоску по высшим мирам, из коих случайной гостьей забрела на грешную землю, тем более – в захолустный Песчанск, она меланхолически усаживалась за инструмент и, перелистывая тонкими нервными пальцами нотные сборники, долго выбирала, что бы сыграть. Наконец, отпив кипяченой воды из стакана тонкого стекла, накрытого ажурной салфеткой, она закрывала глаза и осторожно по очереди трогала клавиши, извлекая из тучного тела Blüthnerа то тихие, то громкие отрывистые звуки мазурки L 67 Клода Дебюсси, и чутко прислушивалась к ним, словно проверяла, та ли это мазурка или какаято другая, по ошибке выпавшая из-под её печальных и усталых пальцев.

Иногда в комнату входил Витольд Генрихович и смущённо, на цыпочках, прокрадывался мимо жены, боясь прервать её исполнение, неслышно садился в кресло у окна и, прикрывая глаза ладонью, высохшей от вечного мела, сосредоточенно вслушивался в музыкальные пассажи, перекатывающиеся один в другой, как горные ручьи, а в конце почти всегда испуганно вздрагивал от последних бравурных аккордов, несмотря на то, что слышал мазурку L 67 уже много раз и прекрасно знал, чем она закончится.

– Чаю? – тихо спрашивал он через некоторое время, боясь нарушить продолжительную цезуру, строго выдерживавшуюся после каждого исполнения, и Берта слабо кивала в ответ, потом закрывала ноты, охая пересаживалась на диванчик. Витольд заботливо накрывал ей плечи бежевой вязаной шалью с длинными кистями, а ноги – тёплым шерстяным пледом и шёл на кухню готовить чай, приободрённый оказанным ему доверием. Так прошли почти все девять месяцев ожидания нового члена семьи.

А потом родилась Людвика. Она была маленькая, со снежно-голубой кожей, с рыжеватым пухом на темечке, коротенькая и хилая, как котёнок, много плакала и ничего не ела. Первые два дня Берта лежала в отдельной палате, практически не двигаясь и не открывая глаз по нескольку часов, как будто её убили. Так как о естественном вскармливании не могло быть и речи, девочку начали кормить из рожка. Сначала она не понимала, зачем в неё запихивают противно пахнущую резинку, но, раскусив, в чём дело, жадно съедала подслащенную молочную смесь, быстро насыщалась, а наглотавшись лишнего воздуха, липким молочным фонтаном выплёскивала почти всё содержимое котячьего желудка назад, оттого почти не прибавляла в весе. Нянечки постоянно мыли пол и меняли замаранные пелёнки, а Берта сокрушалась о превратностях искусственного вскармливания.

– Ну, ясное дело, их перекармливают! – всплёскивала руками Берта Филипповна. – Но ребёнок – это же не мешок, который надо обязательно заполнить! Ребёнку необходимо сбалансированное питание. И когда нас только выпишут? – спрашивала она в тон собеседницам, которые так же жаждали скорее оказаться дома и там заняться чадами всерьёз, хотя в душе очень боялась остаться с дочкой без помощи медперсонала.

Когда Берта и дочка появились в доме, Витольд Генрихович скрепя сердце, но предвидя тяготы нового бытия, договорился с Клашей, домработницей из дома напротив, у доктора Фантомова, и она приходила к ним по утрам три раза в неделю убираться, стирать пелёнки, приносить продукты, а заодно помогать кормить Людвику и Берту Филипповну, которая часто болела и жаловалась на полное отсутствие аппетита. Сам доктор Фантомов смог избежать каждодневных просьб посетить дом Штейнгауза только благодаря тому, что, в основном, лечил мужские болезни, и потому в душе радовался, что Берта – пациент не его практики. Но, будучи человеком добродушным, он иногда заходил её навещать, особенно после встреч с Витольдом Генриховичем на улице. Завидев друг друга издалека, оба старомодно приподымали шляпы и обменивались кивками.