Олег Мисковец - Около 13

Сны описать не хватит слов,
Отсюда рифмы с перебором.
То серый силуэт с веслом.
То сизый призрак над Авророй.

Проснуться полностью нет сил,
Заснуть когда-нибудь – без шансов.
То соловей заголосил,
То сам – гитара, плащ, романсы.

Будить пытались, перспектив
Снискали многие не очень.
То здравствуйте, аперитив,
То до свиданья среди ночи.

Стелили плоть, через одну
Со сдвигом в пустоту давали
То по нечётным слабину,
То по почётным от печали.

Вторичным признакам любви
Сюжетно слышится такое,
То хрипом Гамлета «to be?»,
То стоном Мастера «покоя…»

Для лжи, что главная из муз
Той самой правды объективней,
Где каждый старец карапуз

Ждёт, сколько раз ещё отныне
Заката резаный арбуз
Ломтём приснится спелой дыни.

На лодке мы переплывали пруд,
Блаженство негой растворялось в лете.
Я, девушка, ещё со мною друг
И кто-то то ли пятый, то ли третий.

Смеркалось, остророгая луна
Грозила старшей из сестёр медведиц,
Пока не показалась ни одна.
В плывущем множестве прелестниц.

Гребём одним веслом, кружится пруд.
Предчувствия, как глубина, в том месте
Настолько непонятны, что идут
Вразрез достаточно нелепой песне.

Сюжет такой: она ждала двоих,
Что воевать ушли, а вот обратно
Всего один, кривой, но, кто из них
Бойчей, в припеве толком непонятно.

Спускаясь с горочки косой верстой,
Прихрамывая, портил баб в округе
И пил как ни один другой герой,
Ну а напившись, о погибшем друге

Читал стихи, что сам и сочинил.
Не вспомню всё начало, только если:
«На лодке плыли мы во вражий тыл
Со страшной бабой и дурною песней».

Размеренная жизнь островитян:
Три раза кормят, поят втрое чаще.
Единственный существенный изъян —
Напитки производства третьих стран,
А в остальном довольно подходяще.

Не капает, не дует, как во сне.
Чуть лёгкий бриз со стороны Европы.
Она сюда приплыла на спине
Быка под видом Зевса сыновей
Рожать досель невиданной породы.

Четыре с лишним тыщи лет тому
Здесь начиналась первая из многих
Цивилизаций, сгинувших во тьму.
Островитяне здесь так и живут,
Уже не люди, но ещё не боги.

И что там сильно поливает? Здесь
Жара без права на свободу.
При выборе питья родился Зевс.
В пещере к вечеру в субботу

В толпе экскурсионных знатоков
В святое греческих анналов,
Где сорок не недель назад – веков! —
Дитя от Крона-каннибала

Скрывала Гея, собственно, земля,
Меня случайно закатало.
Мы все в сравнении с богами тля,
Особенно при выборе начала

Для поприща, а также торжества.
Я дважды семьдесят ступеней
Прошёл туда-сюда из озорства
Преемственности поколений.

Где тридцать пять в тени, там сорок шесть
На солнце, замечает пятна.
И если что в пещере Зевса есть,
То страх не выбраться обратно.

Как ни крути тут пальцем у виска,
Отождествляя с пистолетом,
Дожди, испуганные божества
Безумной слепоты поэта.

Со входом рядом ничего,
А с выходом куда конкретно.
Даст фору надписи запретной
Само отсутствие его.

Апологет небытия,
Апофеоз пустого места.
Синоним детского «не честно»
И подросткового «не я».

Нить, рвущаяся не совсем,
Невысказанная потребность,
Забытая маршрутом местность
В пересечении систем.

По форме ближе ни к чему,
По сути ни во что одета,
Бессмысленная, как вендетта,
Но столь же сладкая уму.

Нелепа, призрачна, мертва,
Без содержательной основы,
В который раз точнее снова
Зачёркнутая пустота.