В ту неделю и случилось. Утром, задыхаясь в испуге Ольга схватила его за руку – постель в крови. Он не понял сначала, думал, такое случается в беременности. По ней увидел – плохо что-то. С Ольгой жутко было в те часы, никогда он такой ее не видел.
Слезы, утешения. Он говорил вначале – вместе справимся, ничего, решим. А себе думал – не исправить, не вернуть уже. И чем дальше шли дни, тем больше угнетался он. Такое важное, решительное для них – и не случилось. Стал чаще вспоминать начальный испуг ее, и после, думал, чего же они родителям не сказали, – тоже знак? Да и она ли – хотела? И не от ее ли испуга, нервов, всё случилось? Не обвинял он, права не имел – знал это. Да только стали отдаляться они, точно он сам отошел от нее. Ругал себя за это после, за свою нерешительность, видел что сил у него хватило, как глубины дыхания не хватило поддержать ее – но это после. А тогда расширялась трещина, разрасталась. Они не ругались, не спорили, только холодная, загруженное невысказанным молчание хуже дурной ругани.
День за днем, неделя за неделей, и она первая его прогнала; сказала, так честнее будет. Поговорили – давай разъедемся на время. И получилось – обоим лучше стало. Не только ему, он видел – и ей. Знал, нет у нее никого другого, не было и у него, а только раздельно стало лучше. С того времени Алексей несколько месяцев как жил один.
Природа радовала богатством, всего в ней было вдоволь. «Полная чаша» – так говорят, думал Алексей. Продышавшись, они свернули от озера обратно к городу. Всё в ней в достатке, крепко сшито мастером. Талантливо сотворено; никто не жалуется, не плачется, просто живет. За наше короткое лето птенцы встали на крыло, взросло и налилось зерно в полях, окрепла первогодная поросль. В природе сила, без слабости и сомнения. Не такими виделись люди. У всех кого Алексей знал как-то не так, ущербно, не сыто счастьем. Не складывалось в отдельных жизнях, в семьях, среди всех людей. Жаль смотреть на отдельного человека, на поломанные семьи, на весь неуютный город. Таким неуютным Алексей видел и себя.
Он резко отпрянул – из под ног, точно комья земли, брызнули в стороны пестрые куропатки. Стая скрылась в ближнем овраге, за кустами.
– Там овраг влево уходит, – азартно встрепенулся Иван Николаевич. – Они могли туда пойти.
Овраг спускался к ручью и шел обратно к озеру.
– Я туда спущусь, по ручью пойду, а ты с другой стороны балку проверь, – Иван Николаевич скинул с плеча ружье и скрылся за кустами ивняка.
Алексей стал огибать кусты и пошел по краю оврага. Вошел в высокую траву, обошел сплетенные заросли, за которыми скрылась стая и вышел на старую грунтовую дорогу между полем и оврагом. Скинул ружье с плеча, снял предохранитель. Руки сжали приклад. Впервые сначала охоты он услышал как бухает в груди – он ждал, что вот-вот прямо из под ног с громким хлопаньем – неожиданно, как бы ты ни готовился – бросятся в небо птицы и на выстрел будет секунда-две.
В момент напряжения на Алексея надвинулось всё его положение, все нервы прошлых месяцев. Привиделось лицо Ольги: красивое, строгое, молчаливое. С чувством вопроса и ожидания. Как же так у них вышло? Почему так? Он одернул себя, сделал злую гримасу. Как и все последние месяцы, одно наслаивалось на другое, копилось. Нужно вырвать это из себя. Вот зачем он приехал, вот почему предложил отцу открыть сезон. Не так уж он любит охоту, стрелять живность вовсе не хочется. А ездит сюда чтобы своих увидеть, в угодьях пройтись, и даже нет, не так, а только подышать в полях, между терпеливой землей и просветленным небом, где нет тяжести, нет проблем и тревог; здесь он чует волю, настоящую, не в документе прописанную, неназванную и, показалось вдруг, нет щемящей вины перед Ольгой, родной, настоящей, и внутри затихает, становится легко, прозрачно, можно думать во всю силу и удивляться окружающему.
Потому и хотелось на охоту – это всегда риск, выплеск, и можно освободиться от тяжести. Они где-то здесь, сейчас они взлетят, думал Алексей, и я выстрелю – с радостью освобождения и очищения. Даже странно, что их еще нет, куропатки любят сидеть по дорогам между лугом и полем.
Дорога делала резкий поворот и спускалась к ручью. Отец шел метрах в трехстах берегом речки, прочесывая заливной луг. Шагов через десять с его стороны раздались хлопки. Иван Николаевич стоял с ружьем в руках, через речку перелетала стая куропаток и было непонятно – взята птица, либо промах. Алексей закинул ружье за спину и побежал к отцу.
Читать дальше