Илья Твиров: Вирус зла (СИ)

Ночь была темной, безлунной, какой-то не живой, если даже не сказать больше — противоестественной. Очертания окрестных высоток казались смазанными, блеклыми, нереальными, кругом господствовала угнетающая тишина, которая, казалось, полностью поглотила собой город. Несмотря на середину июня и отличную летнюю пагоду, сейчас на улице было зябко настолько, что Максима, студента четвертого курса Московского энергетического института, буквально колотило. И эта дрожь ощущалась повсюду: деревья стояли какие-то скрюченные, зажатые, словно бы болели неизвестной болезнью, ночное безмолвие не нарушали привычные звуки полуночных обитателей разнообразной московской фауны. Удивительно, но, несмотря на то, что пошел лишь первый час ночи, практически ни в одном окне не горел свет, а в тех квартирах, где он все же присутствовал, назвать его светом было нельзя — какое-то робкое испуганное свечение, от которого веяло замогильным холодом.

Картине вымершего города не хватало лишь кроваво красного тумана, бледной Луны, освещающей окрестности своим мертвым светом и потусторонних шорохов в темноте, хотя их вполне могли заменить глухие удары шагов, раздававшихся в темноте, даже если Максим пытался скрадывать свои движения.

Знакомый район, где он бывал не однократно, в ночной темени совершенно преобразился; дома стали напоминать собой не рукотворные постройки, а созданные неведомо кем скалы, горные хребты, утесы и кряжи — так причудливо меняла все, что попадалось юноше на глаза, столичная ночь. Нужно было прекрасно управлять собой, своими страхами и мыслями, чтобы не запаниковать, не устремиться в безумном беге, не видя ничего перед собой, не поддаться панике и не стать ее рабом.

Максим обошел многоэтажный дом, по-прежнему замечая, что на улице совершенно нет никакого движения. Конечно, в такое время все должны уже ложиться спать, однако подобного явления до сего момента совершенно не наблюдалось, да и автомобильный поток на улицах только-только успевал рассасываться, когда стрелка часов едва переваливала за полночь, а тут… город, кажущийся сонным, вымершим.

Холод начал постепенно сковывать движения, и отбрасывать его мысленно-волевым усилием уже не представлялось возможным. Юноша застегнул куртку, выдохнул в ночной воздух, который тут же окрасился белесым дымком испарения.

Вдруг показалось, что кто-то вдали водит металлическим прутом по стеклу, раздирая окружающее пространство неприятным звуком. Максим оглянулся — никого. Сердце забилось сильнее, ритмичнее, однако он вновь обуздал собственное тело, подчинил чувства разуму, и не побежал, даже практически не ускорил свой шаг. Почудилось, будто на него кто-то смотрит, очень недобро, предупреждающе, но найти неизвестного наблюдателя, протягивающего к нему нити внимания, он так и не смог обнаружить, несмотря на то, что начал частенько оглядываться по сторонам и всматриваться вдаль.

Воздух ощутимо уплотнился, сгустился. Максиму начало казаться, будто он идет, полностью погруженный в воду. Дышать тоже стало тяжелее — плотность воздуха, внезапно возросшая, превращала его в нечто малопригодное для этого естественного физиологического процесса. Гул собственных шагов стал гораздо тише. Теперь он напоминал отдаленные раскаты грома, едва различимые человеческим ухом.

Вот и знакомый дом, правда, такой же темный, отталкивающий, неприятный, без единого горящего окна.

Максим ускорил шаг, и в это время ему отчетливо послышался сдавленный крик, который в окружающей оглушительной тишине, наверное, был слышан на многие километры. Юноша остановился как вкопанный, медленно приблизился к стене дома, вставая к ней спиной так, чтобы можно было более-менее свободно рассмотреть окружающие окрестные дома и улицу. Отсутствие внешнего освещения, погрузило микрорайон во мрак всемогущей ночи, правда, несмотря на это, Максиму нет-нет, да и удавалось выцепить очертания предмета или какого-либо объекта, но ни одного человеческого силуэта поблизости по-прежнему видно не было.

С минуту простояв без движения, вслушиваясь и до боли в глазах всматриваясь в темноту, юноша, никого не обнаружив, сделал робкий шаг, потом второй, более уверенный, наконец, зашагал к своему подъезду… И в это время странный, страшный, душераздирающий ни то крик, ни то хрип повторился. Максим даже присел от неожиданности. С каждой секундой ему становилось все труднее и труднее сдерживать свои эмоции, вот-вот готовые прорваться сквозь барьеры волевого приказа.