Григорий Ельцов - История одного озарения

– Ты знаешь, что это за звуки?

– Метро, – неуверенно ответила Маша, понимая, что этот ответ неправильный, но не догадываясь, что хочет от неё сестра.

– Нет, это цыплята.

Маша даже разочаровалась, услышав такой ответ.

Только на выходе из метро Маша узнала, что им предстоит проехать несколько остановок на городском автобусе, а затем пересесть на какой-то другой автобус, который довезёт их прямо до деревни. В тот день Маша даже не обратила внимание на причудливость жёлтого автобуса, поскольку была сосредоточена на том, что происходило внутри него. Лишь спустя несколько лет этот автобус, заляпанный грязью и стоящий возле тока, обратил на себя внимание Маши своей причудливостью. Выглядел он неважно, но по-прежнему ездил по отвратительным деревенским дорогам, которые, однако же, обещали отремонтировать.

И дорогу там действительно отремонтировали. Но не для того, чтобы можно было быстро и без приключений добираться целыми семьями до деревни на автобусе из Москвы и Калуги, а чтобы можно было через несколько лет по этой дороге переехать «выживать» куда-нибудь в крупные города и вывезти всё своё имущество.

Самое первое деревенское воспоминание Маши настолько смутное, что, возможно, даже не является воспоминанием, а лишь игрой воображения, возможно, даже сном. Она с бабушкой, сестрой и ровесником Риты Лёшей Золотовым находятся на какой-то поляне. Куда им надо идти – неизвестно. По всей видимости, куда-то очень далеко, потому что бабушка предлагает отдохнуть. Но Рита и Лёша не хотят слышать об отдыхе; они уже взрослые, и сил у них много. И бабушка с Машей остаются на поляне, а Рита с Лёшей идут дальше без них. Бабушка что-то сказала про старого и малого, и Машу это ужасно расстроило. Она хотела тоже пойти вместе со «взрослыми». Спины сестры и её друга вроде как отчётливо видны на экране с воспоминаниями. Они всё удаляются и удаляются. Должно быть, они ушли на очень приличное расстояние, и видеть их Маша могла только благодаря тому, что была «малая», вернее, благодаря тому, что у «малых» обыкновенно необычайно острое зрение.

…идти всегда до упора, не останавливаться где-нибудь посередине…

Когда это было? Или не было? В три, а может, даже в два года. В четыре года это не могло произойти: когда Маше было четыре, бабушка умерла.

Тогда из родственников никого не было в деревне. Рита и Маша остались одни. Всю ночь бабушке было плохо: её бил озноб, и она всё время просила Риту накрыть её, просила принести ей воды или ещё чего-нибудь. Маша в помощи бабушке не участвовала. Она только кричала и плакала – больше оттого, что хотела спать, а не оттого, что понимала, что происходит.

Утром наступила смерть. В то время в одном из домов по соседству жили дагестанцы – несколько человек братьев, которые помогали бабушке. Пришёл старший из них – Марат. Он долго пытался разбудить бабушку, но так и не смог.

Риту с Машей приютила баба Шура, жившая по соседству, – до тех пор, пока не приехали все родственники.

Утром, сразу же после смерти бабушки, Маша сказала сестре, качаясь на качелях перед домом:

– Больше мы не будем качаться на этих качелях. – Она имела в виду, что после смерти бабушки они больше не будут ездить в деревню, ведь Лёшка Золотов и его родственники не приехали в этом году в деревню – после того, как у них умерла бабушка.

Через несколько дней приехали все родственники. Мать была заплаканной и, похоже, надеялась увидеть такими же и Риту с Машей. Но девочки были веселы. Такими они были всегда, когда в деревню кто-нибудь приезжал из Москвы. Окружающая их скорбь не могла унять детской жизнерадостности. Хотелось рассказать о жизни у бабы Шуры, как будто она, эта жизнь, была хоть чем-то примечательной.

На похоронах было много народа – практически вся деревня собралась. Маша пыталась выдавить из себя слезу, но всё тщетно. Матери казалось, что это неправильно, и она сказала об этом Маше, но тётя Надя попросила оставить детей в покое. Да ещё Рита, к счастью, пришла на помощь, сказав, что Маша плакала всю ночь, когда бабушке было плохо, поэтому неудивительно, что сейчас у неё не осталось слёз.

Бабушку положили рядом с дедушкой, которого Маша никогда не видела – он умер за год до её рождения. Холм на его могиле опустился и сильно отличался от свежего холма, которым засыпали бабушку. Маша будет приходить на деревенское кладбище даже через десять с лишним лет; холмы, конечно, сравняются. Но пять лет, которые прошли с момента смерти дедушки на момент похорон бабушки, – это целая вечность. А время, проходящее с того дня, когда Маша впервые увидела процедуру похорон, было всего лишь её жизнью. Могила бабушки всегда была для Маши свежее.